Я пустил Шафрана шагом. Хэтфилд не был праздным поместьем: моему взору предстали огороженное пастбище, фруктовый сад, маслобойня и множество хозяйственных построек. Я уже догадывался, что сад будет очень милым, хотя и диковатым – совсем как его хозяйка.
Я чувствовал, как на меня снисходит покой. Быть может, в этом месте мне суждено исцелиться. И тут я увидел женскую фигурку. Она стремглав бежала навстречу нам по дорожке, и растрепанные золотисто-каштановые волосы развевались вокруг ее головы. Я радостно замахал рукой.
Наконец-то я дома.
Кажется, это не сон.
Кейт привела меня в эту комнату, когда я был уже наполовину в беспамятстве, и уложила в постель. Я лежал под накрахмаленной простыней и наслаждался благоуханием лаванды. Аромат, исходивший от венка на стене, смешивался с запахами свежего белья и отполированной мебели.
Вытянув покрытые кровоподтеками ноги, я осторожно поднялся и сделал несколько шагов к окну. Не знаю, сколько времени я проспал, но чувствовал себя бодрым и практически исцелившимся. Где-то здесь должна быть моя одежда: помнится, Кейт стаскивала ее с меня.
Внезапно, без стука, распахнулась дверь. На пороге возникла мистрис Эшли с подносом.
– Завтрак! – провозгласила она. – Хотя, вообще-то, уже ужин. Ты проспал почти весь день. И твой дружок-грязнуля тоже. Он на кухне приканчивает ягненка.
Я изумленно хлопал глазами и тщетно пытался прикрыть наготу.
– Брось, милый, – отмахнулась она. – Меня можешь не стесняться. Я видела мужчин в чем мать родила. Я, может, по твоим меркам и старовата, но так и знай: я замужняя женщина.
– А… моя одежда? – ошеломленно пролепетал я.
При нашей первой встрече мистрис Эшли сверлила меня подозрительным взглядом. Я с трудом узнавал ту сердитую мегеру в этой дружелюбной женщине с веселым голосом.
– Стирают твою одежду.
Она сняла салфетку с подноса. Там оказались белый хлеб, сыр, фрукты и соленое мясо.
– В шкафу чистая рубашка, джеркин и штаны. У одного конюха оказался примерно твой размер и рост. Не особо шикарно, но на первое время сгодится.
Мистрис Эшли рассматривала меня как ни в чем не бывало.
– Да не волнуйся ты. Мистрис Стаффорд нашла все, что у тебя было припрятано в подкладке, и сохранила. Она в саду собирает травы. Можешь пойти к ней, только сперва поешь и умойся. – Она кивнула на оловянный кувшин и чашу у окна. – Бороду лучше сбрей. Ты для нее слишком тощий. Вода в кувшине, а мыло в чаше. Это мыло мы делаем сами. И, скажу тебе, оно ничуть не хуже тех надушенных французских штучек, что стоят в Лондоне целой казны.
Она зашагала к двери, но остановилась и снова повернулась ко мне. Я поспешно сдернул с постели простыню и обернул ее вокруг талии.
– Мы в долгу у тебя, – сказала мистрис Эшли. – Мистрис Стаффорд рассказала, как ты помог ее высочеству повидаться с его величеством, Господь упокой его душу. И как спас ее от герцогских когтей. Если бы не ты, как знать, чем бы дело кончилось? Нортумберленд всегда желал ей только зла. Я убеждала ее уехать из того дома, но разве она станет слушать? Никого никогда не слушает. Видно, считает себя неуязвимой. И это не доведет до добра, помяни мое слово.
Надо же, какая болтушка эта мистрис Эшли. Кто бы мог подумать!
– Большая честь служить ее высочеству, – пробормотал я, поклонившись.
– Ну да, – хмыкнула она. – Служить ей не конфетки кушать, сам увидишь. Я-то знаю. Я при ней с тех самых пор, когда она была вот такой крошкой. И пойди найди еще такую упрямицу! Всегда поступала по-своему. И все же мы любим ее до беспамятства. Ты и глазом не моргнешь, а она уже в твоем сердце. Она это умеет. И будет крутить тобой как захочет, а ты и не пикнешь. Так что ты поосторожнее. Там, где надо, она может быть хитрее лисицы.
Мистрис Эшли улыбнулась:
– Ладно, пойду. Они обе ждут тебя, даже не знаю, которая больше. Но помойся как следует. У ее высочества нюх, как у гончей. И кого она точно не выносит, так это потных и чересчур надушенных.
Когда дверь за ней закрылась, я с жадностью набросился на еду. Насытившись и помывшись, я вытащил одежду из шкафа. Тут же в комнате оказалась моя седельная сумка со всем содержимым. Я осторожно извлек оттуда сборник псалмов в потертом кожаном переплете и открыл титульный лист.
«…Votre amie, Marie».
Я с нежностью смотрел на буквы, написанные любящей рукой, прикосновений которой я не помнил. Положив книгу на столик возле кровати, я мысленно пообещал себе перечитать любимый псалом мистрис Элис. И выучить наизусть.
С помощью мыльной пены, ножа и осколка зеркала из моей сумки мне кое-как удалось побриться. Смыв остатки щетины и пены, я с изумлением и даже испугом смотрел на собственное отражение. Лицо в зеркале было все в ссадинах, бледное, с заострившимися чертами и отмеченное зрелостью. То лицо двадцатиоднолетнего юноши, к которому я привык, куда-то исчезло. Из зеркала на меня взирал незнакомец – и отныне этим незнакомцем был я сам. Но теперь я знаю, кто он, и смогу управлять им. Мне предстоит научиться многому, чтобы выжить в новом мире. Я готов побороться за свое место.
Но мне не суждено успокоиться, пока я не разыщу мастера Шелтона. Ему известно еще что-то. Он служил Чарльзу Брэндону, он оплакивал смерть его жены, моей матери. Знал ли он, что мистрис Элис хранила такой же лепесток золотого артишока, как и переданный им Марии Тюдор? И почему он оказался у Элис, – возможно, и это ему известно. Тайна не раскрыта окончательно, и ключ к разгадке у мастера Шелтона.
Я облачился в одежду конюха. Все вещи оказались на удивление впору.
Миновав главный зал с массивными стропилами и фламандскими гобеленами, я прошел в сад через распахнутую дубовую дверь. Поздний летний вечер окутывал бархатным покрывалом шиповник и ивы.
Кейт, склонившись над своей грядкой с травами, укладывала в корзину свежесобранный чабрец. Увидев меня, она подскочила от радости, так что соломенная шляпка соскользнула с ее затылка и повисла на ленточках. Не говоря ни слова, мы кинулись друг другу в объятия, и я понял, как скучал все это время без нее.
– Надеюсь, ты хорошо спал, – наконец прошептала она, оторвавшись на секунду от моих губ.
– С тобой спал бы еще лучше, – отозвался я, поглаживая ее по спине.
Она расхохоталась:
– Лучше спят только покойники! – И добавила уже серьезнее: – Не вздумай меня искушать. Не собираюсь уступать приставаниям всяких грязных котяр, что болтаются тут по дому!
– Вот это мне в тебе и нравится, – пробормотал я и снова приник к ее губам.
Мы сидели на скамейке, взявшись за руки, и любовались вечерним небом.
– Смотри, что у меня есть.
