Слышу, как на кухне бьют часы. Время службы. В Сент-Питер-Порте опоздавшие торопливо рассаживаются на свои места. Бланш уже приготовилась, ее молитвенник открыт на покаянии: «Всемогущий и милосердный Отче, мы согрешили и уклонились от путей Твоих, подобно заблудшей овце…» Скоро пастор и певчие проследуют по нефу. Я думаю, цепляюсь за эти мысли.
Капитан надевает очки, достает сигарету, прикуривает. Его светлые глаза прикованы к моему лицу. У него странная манера курить: прикрывая сигарету согнутой ладонью. Он глубоко, задумчиво затягивается. Он никуда не торопится.
— Когда этот мерзавец пересек дорогу позади нас, — начинает капитан, — думаю, он вышел через заднюю дверь вашего дома, миссис де ла Маре.
— Он не мог, — говорю я. — Не мог. Зачем ему это?
— Возможно, вы мне расскажете.
— Я тут ни при чем. Я никогда его не видела.
Капитан подходит к двери дома и выкрикивает имя. Один из солдат выходит наружу. Капитан коротко говорит с ним на немецком. Солдат идет через дорогу в сад. Я продолжаю прижимать к себе Милли, стараясь не дать ей увидеть. Но она не хочет, чтобы ее держали, она колотит меня кулачками, отталкивая меня прочь.
Солдат берет Кирилла за ноги и тащит его по высокой траве, так легко, без усилий, как будто тело Кирилла ничего не весит. Мне невыносимо смотреть на это, но я заставляю себя. Я чувствую, что должна Кириллу хотя бы это, — смотреть. Думаю о том, что его тело намокнет от росы, и это меня беспокоит, словно влага может ему навредить.
Солдаты закидывают тело в кузов грузовика. Собираются ли они отвезти его на вершину утеса и сбросить в море, как тех несчастных, чьи тела гниют в гавани Олдерни?
И тут на меня наваливается осознание того, что совершил Кирилл. При мысли об этом комок застывает в горле. Он поступил так, чтобы уберечь нас. Он знал, что умрет; знал, что каждый шаг приближает его к смерти, что его увидят, что ему не спастись.
Пока он оставался в доме, у него была надежда: его могли не найти, а найдя, могли забрать в лагерь. Крохотный проблеск надежды оставался: они непредсказуемы и могли поступить, как угодно.
Но он знал, что будет с нами, со мной и моими дочерьми, если его найдут у нас в доме. И он не мог позволить этому случиться. Он не смог умереть, чтобы спасти свою жену, но меня и моих детей он спас. Он отдал свою жизнь ради нас.
Я думаю о том, как он спускался по лестнице, переходил дорогу. Он уже знал. Он уже сделал выбор.
Из дома выходит еще один солдат ОТ. Он обращается к капитану, и, пока они разговаривают, капитан не сводит с меня глаз. Они тихо говорят на немецком, но я представляю, о чем.
— Миссис де ла Маре. — Капитан печально качает головой, словно сожалея о человеческой слабости. — Мы нашли скрытую комнату в задней части вашего дома, наверху.
— Да.
— В этой комнате находится кровать, остатки пищи, которую недавно ели. Можно подумать, что вы прятали там кого-то.
Его тон почти сочувствующий.
— У меня маленькая дочка, — говорю я и беру Милли за руку. — Она любит играть в домик в той комнате.
Он, наверное, увидит, как под моей блузкой колотится сердце, как от его ударов шевелится ткань.
— И, похоже, пожилая леди знала мерзавца.
— Моя свекровь тоскует по сыну. Он в армии. Иногда ей кажется, что она видит его там, где его нет, — отвечаю я.
Капитан обдумывает мои слова.
— На нем была новая одежда, — говорит капитан.
— Может, он ее украл. Откуда мне знать, где он ее взял?
Капитан молчит, прикрывая ладонью сигарету.
— Также я заметил, что вы были очень расстроены.
Он оценивающе смотрит на меня.
Я стараюсь стоять спокойно. Думаю о Бланш, о службе, заставляю себя думать о молитвах, снова и снова читаю их про себя. «Поспеши, Боже, избавить меня. Поспеши, Господи, на помощь мне…» Цепляюсь за слова, они, как куски дерева в штормовом море, не дают мне пойти ко дну.
— Вы были очень расстроены, когда мы застрелили подлеца, — повторяет капитан. — Я задаюсь вопросом: почему?
— Это от потрясения, — отвечаю я.
— Мы на войне, миссис де ла Маре, — говорит он скучающим тоном. — Такое случается.
— Он был беспомощен. — Мой голос тонкий, как звук свирели, унесенный ветром. — Он не мог защититься. Вы не должны были убивать его.
Капитан пожимает плечами.
— Мерзавец сбежал из лагеря. От него не было пользы. Все они недочеловеки. Не такие, как вы или я. Вы не должны беспокоиться о них.
Это слишком похоже на то, что однажды сказал Гюнтер: «Ты не должна об этом думать. Постарайся не зацикливаться на этом».
Капитан продолжает курить, его глаза осматривают меня: он размышляет, что делать дальше. Словно чей-то кулак сжимает мое горло, когда я вижу, куда направлен его взгляд.
- Итак, девочка, как тебя зовут?
— Милли де ла Маре.
— Подойди сюда, Милли де ла Маре.
Капитан произносит ее имя, тщательно выговаривая каждый слог.
Он показывает, чтобы Милли вышла вперед, откуда она не сможет видеть мое лицо. Прежде чем пойти, она вопросительно смотрит на меня. Я киваю. Милли делает шаг к капитану.
Я вижу, что капитан умеет общаться с детьми. Он садится на корточки, чтобы их лица оказались на одном уровне, и ему не приходилось смотреть сверху вниз. Я думаю, что у него, наверное, есть собственные дети, что он нежно качал их на руках. Он — тот же самый человек, который только что застрелил моего друга, как животное.
— Ты любишь шоколад, Милли?
Она не знает, какой ответ будет правильным, и поворачивается ко мне. Я слегка киваю.
— Ты не должна смотреть на маму, когда отвечаешь на мои вопросы, — говорит капитан. — А то я не пойму, кто из вас отвечает.
Его голос очень убедителен, но я слышу в нем угрозу.
— Итак, спрашиваю еще раз, ты любишь шоколад?
— Да, я люблю шоколад, — говорит Милли.
Капитан зажимает сигарету губами, достает из кармана шоколадку и разворачивает ее. В тишине шуршание серебристой обертки звучит слишком громко и нервирующе. Он отламывает кусочек и дает его Милли. Я вижу, как шоколад моментально размягчается в ее теплой ладошке.
— Я могу его съесть? — спрашивает она.
Она очень старается быть хорошей, но не знает правил.
— Да, конечно, — улыбается капитан. — Это тебе, Милли де ла Маре.
Она съедает угощение и слизывает с пальцев растаявшие остатки, так что ее рот пачкается шоколадом. Меня охватывает глупое желание сказать, чтобы она вытерла лицо.
Капитан все еще сидит на корточках, его лицо на одном уровне с личиком Милли.
— Я вижу, что ты хорошая девочка, — говорит он ей. — Что ты не обманываешь. Что ты всегда говоришь правду. Это так, верно?
