Я улыбнулась.
– А вы уверены, что в самом деле хотите, чтобы в вашем доме на неопределенное время поселилась толпа незнакомцев?
– Абсолютно уверен! – тут же ответил он со своей всегдашней чистосердечностью. – А вам прямо сейчас нужно пойти в дом и выбрать комнаты, которые вы пожелаете занять.
– В этом нет такой уж большой необходимости, – проговорила я. – Вам нужна компания. Не скрою, она нужна и мне. Если обстоятельства не изменятся, то не вижу особой нужды менять нынешнее положение дел. Оба мы – взрослые люди, и если ситуация перестанет нас устраивать, мы должны будем честно сказать об этом друг другу. Однако, – добавила я после небольшой паузы, – не кажется ли вам, что отцу Принсу может прийтись не по душе мое присутствие в вашем доме?
– Джону? С какой стати? Моя дорогая, да он будет столь же счастлив, как и я! О, у меня просто нет слов, чтобы выразить те радость и облегчение, которые я сейчас чувствую!
И он бодро зашагал обратно к дому.
Таким образом я официально поселилась в Солуорп-корте. Хотя я и умоляла Денмэна не устраивать ради меня никаких специальных нововведений, по его настоянию одна из небольших комнат внизу была переоборудована в гостиную для моих личных нужд. В остальном все осталось, как прежде.
Я решила, что мне будет нужна лишь одна служанка, которая помогала бы Марте присматривать за малышом и делала кое-какие мелочи для меня. Соответственно вся моя остальная свита, за исключением кучера, должна была отправиться обратно в Лондон. Они пустились в путь через неделю после того, как все дела были улажены, вместе с Джереми, который, досконально проследив за развитием событий, мог со спокойной душой уезжать восвояси. Накануне он появился в зале, комкая в руке письмо, которое, несомненно, сам же себе и отправил. По его словам, в послании говорилось о необходимости срочно вернуться в Лондон по делу, не терпящему отлагательств. Старый лицемер приложил немало усилий к тому, чтобы выглядеть сраженным неприятной вестью, однако, несмотря на все старания, его лицо не выражало ничего, кроме самодовольства.
– Поскольку краткий визит вряд ли принесет ощутимую пользу твоим легким, – жизнерадостно произнес он, – я предлагаю тебе чуть-чуть здесь задержаться. Может быть, позже я и сам смогу выбраться сюда, чтобы насладиться этим чудным деревенским воздухом.
Затем Джереми с фальшивой улыбкой поклонился Денмэну.
Улучив момент, когда мы остались с ним наедине, я с улыбкой покачала головой.
– Опять твои козни, старый плут. Наверное, за это я и люблю тебя!
– Не знаю, о чем это ты, – проказливо улыбнулся он мне. – Будь умницей, Элизабет. Оставляю тебя в хороших руках, так что веди себя прилично. Не надеюсь увидеть тебя в Лондоне в предстоящие несколько месяцев.
– Ничего не поделаешь, к Новому году, должно быть, приеду, – произнесла я с напускной беспечностью.
– Что ты несешь? – едва не поперхнулся он.
– Все платья, которые я прихватила с собой, совсем не годятся для деревни, – продолжала я сладким голосом. – К тому же не собираешься ведь ты заставить меня пропустить все театральные премьеры, не так ли?
– Ах, вот оно что! – хмыкнул он с облегчением. – Что ж, буду рад видеть тебя в любое время, если только поводом для этого не будет какая-нибудь неприятность. Как приедешь, останавливайся у меня – не стоит изгонять постояльцев из дома на Уорик-террас. Ведь это будет всего лишь краткий визит.
Пустив в меня парфянскую стрелу,[33] он уехал.
Глядя ему вслед, я думала о том, что судьба порой играет с нами нелепые шутки. Я осталась здесь, как он того и желал, но по причине, которая не могла прийти ему в голову.
Началась моя оседлая жизнь в Солуорпе. Ричард Денмэн полностью соответствовал той характеристике, которую дал ему Джереми: добрый, чуткий и очень компанейский человек. Я ловила себя на том, что стала смеяться гораздо чаще, чем за несколько минувших лет, и встречала каждый новый день с радостью, которой не испытывала со времен Гастингса. Дик Денмэн оказался очаровательным карапузом. Будучи всего на полтора года старше Артура и унаследовав от отца добрую и терпеливую натуру, он с самого начала установил с младшим гостем чисто братские отношения. Марта была счастлива, Артур – тоже, а я… во всяком случае, не жаловалась.
Я не слишком вмешивалась в жизнь, которой жил старый дом. И все же он стал приобретать уютный, более обжитой вид, наполнился теплом, которое не в силах была побороть даже зимняя стужа. Ричард Денмэн просто расцвел. Если он и продолжал выпивать, то, очевидно, делал это в глубокой тайне, поскольку я ни разу не заметила в нем ни единого признака общения с бутылкой. Наш хозяин был дружелюбен и ласков, как щенок, но в то же время обращался со мной с неизменным почтением. Было от чего засомневаться в своих чарах. Впрочем, однажды, помогая мне спешиться после очередного урока верховой езды, он буквально на секунду крепко обхватил меня и заглянул мне прямо в глаза. Этот взгляд – горячий, призывный – был так знаком мне по опыту общения с другими мужчинами. Это длилось лишь какое-то мгновение. Он тут же опустил меня на землю, бормоча какие-то извинения, и быстро отвернулся, с преувеличенным вниманием занявшись лошадьми. «Уголья тлеют, но готовы разгореться», – решила я про себя. Подобный поступок удивил меня, но вовсе не вызвал раздражения. Впрочем, не вызвал и приятного волнения. Насколько мне по душе были чисто человеческие качества Ричарда, настолько же безразличен он был для меня как мужчина.
Вот если бы на его месте оказался Джон Принс, это было бы совсем другое дело. С первой нашей встречи он относился ко мне с явной настороженностью. Сблизиться с ним казалось непосильной задачей, и, вероятно, для подобной отстраненности у него были достаточно веские основания. Я сама удивлялась тому, насколько была им увлечена. Мне было достаточно одного его взгляда, чтобы почувствовать непреодолимое физическое влечение к этому загадочному человеку.
Мужское обаяние – в высшей степени странное явление. Мне встречались мужчины, уродливые, как гномы, однако при их виде сердце любой женщины начинало учащенно биться. Но приходилось видеть и мужчин с внешностью греческих богов, которые ради женской любви могли по капле отдать кровь, но не добились бы и того, чтобы женщина хоть бровью повела. Я не пытаюсь притвориться, что понимаю природу подобных вещей, однако это так.
Не знаю, был ли Джон Принс столь же притягателен для других женщин, но меня он просто околдовал. Это чувство не было похоже на то, что я испытывала к Крэну или Дэвиду, хотя, впрочем, о нас с Дэвидом можно говорить лишь как о чем-то исключительном – о едином, неразрывном существе, одинаково думающем, одинаково любящем. Нет, в случае с Джоном Принсом речь шла о какой-то животной тяге, заставлявшей меня тосковать по его хищному тонкому рту, который впился бы в мои губы, по его длинным узким рукам, которые коснулись бы моей плоти, по его смуглому телу, которое полностью распоряжалось бы моим. Иногда эта страсть настолько затмевала все остальные чувства, что я едва осмеливалась взглянуть на него, опасаясь, как бы он не прочитал мои мысли. Будучи со мной весьма вежливым и предупредительным, он вместе с тем на первых порах чурался меня, абсолютно не обращая внимания на мои дамские достоинства. Однако время не стояло на месте. Я вытащила на свет Божий весь багаж знаний, накопленный мною за долгие годы, и смиренно положила его к стопам своего кумира. Тогда его уважение ко мне заметно возросло. А когда он обнаружил, что кое в чем, например, в области точных наук, мои познания превосходят его, то полностью освободился от предубежденности и в конце концов стал со мной дружелюбен. Я преследовала его с терпением охотничьей собаки, взявшей след пугливой дичи. Однако не могу сказать, что была очень довольна собственными успехами к тому моменту, когда отправилась в Лондон, чтобы встретить там новый, 1807 год.
