— Оставь Томаса в покое. Он только выполняет свои обязанности.
— Ив этом деле тоже?
— Не понимаю, что ты имеешь в виду! — Салли Энн подалась вперед.
— Ничего, ничего, — Мартин поднял руки, показывая, что сдается.
— Кроме того, он вовсе не «мой» полковник. — Салли Энн вновь откинулась к спинке кресла.
— Рад слышать это. Но какое чудо я, по-твоему, должен совершить, чтобы Рэнни освободили?
— Не знаю. Что-нибудь. Что угодно. Используй свои связи.
— Сомневаюсь, что это поможет. Делом занимаются федеральные войска, и шериф не станет вмешиваться. Губернатор тоже вряд ли будет этим заниматься, если здесь для него нет выгоды. — Его лицо приняло лукавое выражение. Конечно, я всегда могу попытаться дать взятку полковнику.
— Это не смешно!
— Да, он в любом случае богаче меня, не так ли? Что же остается?
— Рыцари!
Летти показалось, что, когда Салли Энн говорила это, она тайком бросила взгляд в сторону своего отца. Он стоял у перил и смотрел вдаль, как будто мысли его были далеко отсюда.
— Они не занимаются освобождением заключенных из тюрьмы.
— Может быть, и так, — согласилась Салли Энн и пристально посмотрела на Мартина. — Но это мог бы сделать Шип.
На веранде воцарилась тишина. В эту минуту все смотрели на Мартина. Он выглядел ошеломленным.
— Моя дорогая, я не тот, кто тебе нужен!
— Я и не ждала от тебя признания, что ты и есть Шип, Но если тебе не безразличен Рэнни…
— Нет, — неожиданно сказала Летти. Все головы тут же повернулись к ней.
— Что значит «нет»? — спросила Салли Энн. Летти спокойно посмотрела на нее.
— Из этого ничего не выйдет. Тот, кто попытается освободить его, погубит и Рэнни, и себя.
— Совсем не обязательно, — попыталась возразить Салли Энн.
— Но даже если это получится, что будет с Рэнни дальше? Он не сможет вернуться в Сплендору. Он мог бы, конечно, жить в Техасе или еще западнее, но Рэнни будет несчастлив вдали от всех вас.
Мартин Иден посмотрел на нее сверху вниз:
— Мне кажется, мисс Мейсон, вам не пристало решать судьбу Рэнни.
— Возможно. Но я думаю, для него будет лучше положиться на то, что полковник во всем разберется и справедливость восторжествует.
— Даже после обыска в Сплендоре, который он и его люди собираются произвести?
— Вы намекаете на то, что они могут здесь что-то найти?
— А вы уверены, что нет? Что полковник не сфабрикует улики, если ничего не найдет?
Летти пристально смотрела на Мартина и не могла понять, что скрывается за его спокойной улыбкой.
— Признаться, я поражена вашими словами. Неужели вы не видите преимуществ в нынешнем положении Рэнни.
— Вас многое в нас поражает, вы многого не понимаете, не так ли? Взять хотя бы Рэнни или Шипа. Вы вмешались — и посмотрите, что вышло. А теперь вы будете указывать нам, что для него лучше? Во всяком случае, вам, мисс Мейсон, лучше всего вернуться на Север, к своим.
Никто не произнес ни слова. Никто не упрекнул Мартина в плохих манерах, никто не возразил ему. Похоже, он выразил в словах то, что все они чувствовали. Они молча сомкнули ряды, чтобы противостоять ей предательнице, проникшей в их лагерь.
Летти встала:
— Наверное, вы правы, мистер Иден. Да, вы совершенно правы.
Она пошла в дом — но не в свою спальню, а дальше по коридору, к заднему выходу: сидеть в духоте не хотелось. Шурша юбками, Летти спустилась с крыльца и пошла по тропинке, выложенной кирпичами. Чем больше она удалялась от дома, тем быстрее становились ее шаги.
Быстрее, еще быстрее… Когда Летти добралась до хижины, где проходили занятия, она почти бежала. Влетев внутрь, она захлопнула за собой дверь, прислонилась к ней спиной и закрыла глаза.
Мартин прав. Она должна уехать. Оставаться здесь, где все желали ее отъезда, было бы слишком мучительно. Ей хотелось, чтобы все скорее закончилось и осталось для нее позади. Но Летти не могла заставить себя всерьез думать о сборах и предотъездных хлопотах, пока судьба Рэнни оставалась неясной.
Без него Сплендора казалась опустевшей. Как ни странно, присутствие тихого и непритязательного Рэнни ощущалось везде. Оказалось, что все в той или иной степени зависели от него. Он был солнцем, вокруг которого вращалась вся жизнь в доме. Без него все было мрачным и бессмысленным. Даже эта классная комната.
Летти открыла глаза и огляделась. Все было как прежде — тот же пыльный запах книг, мела, клея и старых кожаных переплетов. Солнечный свет таким же ярким пучком проникал через окно, пылинки так же медленно кружили в его лучах. И все же комната казалась унылой и покинутой.
Летти тяжело вздохнула, она прошла от двери к своему столу и провела пальцами по его поверхности, потом придвинула стул к окну и присела. Именно здесь Рэнни сделал ей предложение. Он был так настойчив, серьезен и сосредоточен! Она и сейчас слышала его голос — простые фразы, которыми он предлагал ей свою любовь, свой дом, самого себя. Если бы она согласилась…
Что же она с ним сделала?! Что она натворила?!
Тетушка Эм, Салли Энн и все остальные не сомневались в невиновности Рэнни. Ей тоже отчаянно хотелось в это верить, и какая-то часть ее не могла и мысли допустить, что это не так. Но была и другая Летти, которая все помнила, все взвешивала и сопоставляла. Для этой Летти Рэнсом Тайлер оставался неразгаданной загадкой.
Оставалось надеяться, что очень скоро, через день, через два, может быть, через неделю, Шип совершит одну из своих вылазок, благородную или преступную, и будут даны ответы на все вопросы. Когда это время наступит, Летти будет счастлива. Но пока она молилась, чтобы Томас Уорд не позволил причинить Рэнни вреда, чтобы допросы проходили официально, без применения насилия.
Летти содрогнулась, вспомнив Рэнни в руках солдат — взъерошенного, с волосами на глазах, с разбитым в кровь ртом. Она знала, что существует множество способов заставить человека признаться в чем угодно. Болью Рэнни не очень-то запугаешь, но у всякого человека есть предел выдержки. Худшее, что они могли сделать с ним, — это воздействовать на его разум. Здесь он был беззащитен. Достаточно переиначить его слова, заставить его поверить, что, взяв на себя вину за преступления Шипа, он кого-то защитит, убережет, — и Рэнни во всем сознается. Бессмысленно было рассчитывать, что Томас Уорд не воспользуется этим: он вполне может так поступить, даже не желая заманить в ловушку невиновного.
Так, как это сделала она…
Все это было бы не так важно, если Шип объявится снова. Но что будет, если этого не произойдет? Что станет с Рэнни, если человек, играющий роль то праведника, то преступника, вдруг решит, что самое время уйти со сцены? Что будет, если в самом деле Рэнни и есть Шип? Тогда нечего и рассчитывать, что его освободят.
