Ретировался, отвешивая низкие поклоны, Жуан-Фредерико Людовисе, ему нужно переделывать чертежи, отец-провинциал удалился к себе в резиденцию, ему нужно распорядиться о благодарственных молебнах и разблаговестить новый указ, остался только король, он ведь у себя дома, вот сидит, ждет казначея, ушедшего за приходно-расходными книгами, и, когда вернулся тот и возложил на стол тяжеленные фолианты, вопрошает король, А ну-ка, скажи, как там у нас дебет и наличность. Казначей обхватывает рукою подбородок с таким видом, словно собирается погрузиться в размышления, открывает одну из книг, словно собирается сослаться на параграф, каковой решит дело, но отменяет и то и другое, довольствуясь тем, что говорит королю, Знайте, ваше величество, что касается наличности, то наличествует у нас все меньше, а что касается дебета, сиречь задолженности, долгов у нас становится все больше, Ты в прошлом месяце говорил мне то же самое, И в следующем скажу, и в будущем году, ибо если и дальше так пойдет, то мы, ваше величество, скоро будем скрести дно сундуков, Наши сундуки далеко отсюда, один в Бразилии, другой в Индии, когда выскребем все дочиста, узнаем об этом с таким запозданием, что сможем сказать, были мы бедны, оказывается, и сами того не ведали, Да простит мне ваше величество дерзкие речи, но я бы решился сказать, что мы уже сейчас бедны и об этом ведаем, Но ведь, благодарение Господу, в деньгах недостатка нет, Так-то оно так, но мой казначейский опыт вседневно напоминает мне, что самый худший из бедняков это тот, у которого в деньгах недостатка нет, это и происходит с Португалией, она что дырявый мешок, деньги сыплются ей в рот и высыпаются из заднего прохода, да простит меня ваше величество, Ха-ха-ха, расхохотался король, ты хочешь сказать, что дерьмо это деньги, Нет, ваше величество, деньги это дерьмо, кому и знать, как не мне, я ведь на корточках сижу, как и подобает тому, кто считает чужие деньги. Диалог сей чистое измышление, вольное обращение с историей, клевета, к тому же он глубоко безнравствен, не щадит ни алтаря, ни трона, король и казнохранитель изъясняются, словно погонщики мулов в таверне, не хватает только, чтобы вокруг сновали разгоряченные трактирные служанки, было бы очернительство худшего толка, однако же то, что было прочитано, всего лишь современный перевод всегдашних португальских истин, и засим молвил король, С нынешнего дня удваиваю тебе жалованье, дабы тебе легче было тужиться, Целую руки вашего величества, отвечал казначей.
Жуан-Фредерико Людовисе не успел еще завершить работу над чертежами монастыря, рассчитанного на три сотни монахов, а королевский курьер уже мчался галопом в Мафру с категорическим приказом безотлагательно приступать к работам, в результате коих гора будет срыта, дабы таким манером выиграть время. Спешился курьер у дверей главной конторы, за ним спешился его эскорт, отряхнул курьер запыленную одежду, вошел в помещение. Где тут доктор Леандро ди Мело, таково было имя управляющего, Это я, ответствовал поименованный сеньор, Я доставил крайне срочные депеши его величества, вот они, будьте добры, ваша милость, печать вашу и роспись, да поживее, я тут же возвращаюсь в столицу. Так и было сделано, курьер пустился в обратный путь вместе с эскортом, теперь уже шагом, а управляющий, почтительно облобызав королевские печати, распечатал врученные ему депеши, но, дочитав, побледнел, и его первый помощник сделал вывод, что извещен он о смещении с должности, каковое обстоятельство, может статься, поможет продвинуться ему самому, однако сразу же пришлось распроститься с надеждами, доктор Леандро ди Мело уже вставал из-за стола, уже произносил, Приступим к делу, приступим к делу, и через несколько минут в конторе собрались казначей, старшой над плотниками, старшой над каменщиками, старшой над каменотесами, старшой над погонщиками, горный инженер и армейский капитан, словом, все, кто верховодил в Мафре, и, когда собрались они, сказал им управитель, Сеньоры, его величество в своей набожности и великой мудрости порешили увеличить количество братии до трехсот монахов, а посему следует не мешкая срыть гору, что высится с восточной стороны, ибо там будет воздвигнуто еще одно здание, согласно приблизительным расчетам, содержащимся в этих депешах, а поскольку приказы его величества должны выполняться, на то они и приказы, идемте немедленно на место, поглядим, как нам приняться за дело. Сказал казначей, дабы оплатить соответствующие расходы, ему незачем прицениваться к горе, сказал старшой над плотниками, его дело доски, стружки и опилки, сказал старшой над каменщиками, его назначили, чтобы стены воздвигались и каменные полы настилались, сказал старшой над каменотесами, его дело каменные глыбы обтесывать, а не каменные скалы с лица земли стесывать, сказал старшой над погонщиками, коли понадобятся волы да мулы, пойдут куда прикажут, и все эти ответы, свидетельствующие как будто о строптивости сих людей, говорят лишь о здравом смысле, к чему всем им было идти глядеть на эту гору, когда знали они, и о какой горе разговор, и сколько понадобится труда, чтобы срыть ее. Управляющий вполне удовлетворился такими доводами и вышел, взяв с собою испанца, знатока горного дела, на коего возлагалась вся ответственность, и армейского капитана, поскольку работами по выравниванию местности занимались преимущественно солдаты.
На склоне этой самой горы, за стенами, возведенными с западной стороны, монах-садовник из общины, ведающей делами милосердия, уж посадил плодовые деревья, и было там несколько овощных грядок и несколько цветочных куртин, не сад еще покуда и не огород, а всего лишь намек, обещание. Все это будет вырвано с корнями. Работные люди видели, как проследовали к горе главный управляющий и испанец, ведавший горными работами, затем поглядели на самую гору, ну и громадина, слух о том, что монастырь будет расширяться с этой стороны, успел распространиться, удивительно, как быстро становятся достоянием гласности приказы, предназначенные, казалось бы, для сведения немногих, по крайней мере покуда тот, кому они адресованы, не предал их гласности самолично. Право, можно поверить, что, прежде чем написать доктору Леандро ди Мело, дон Жуан V послал весточку Балтазару Семь Солнц либо Жозе Малому, и писал он так, Наберитесь терпения, мне пришло в голову поселить в монастыре не восемь десятков монахов, как было по уговору, а три сотни, с другой стороны, оно и к лучшему для всех тех, кто здесь работает, дольше будут при деле, а что до денег, сказал мне тут на днях мой казначей, человек надежный, в деньгах недостатка нет, знайте, что мы самая богатая нация в Европе, никому ничего не должны и всем платим, и на том кончаю письмо, чтоб не слишком докучать, привет моим любезным португальцам, всем тридцати тысячам, что трудятся здесь, зарабатывая себе на жизнь, и так стараются доставить своему королю наивысшую радость, а именно приближают час, когда сможет он узреть, как вознесется во времени и в пространстве величайший и наипрекраснейший из всех священных памятников, какие знает история, ибо мне уже сказали, что по сравнению с ним собор Святого Петра в Риме всего лишь часовенка, всего доброго, надеюсь, когда-нибудь встретимся, приветы Блимунде, о летательной машине отца Бартоломеу Лоуренсо я так ничего больше и не узнал, сколько я ему покровительствовал, сколько денег на него потратил, в мире полно неблагодарных, я в этом убедился, всего хорошего.
