Но подразнить лишь слегка, ибо, в конце концов, она вовсе не собиралась становиться очередной любовницей Генриха. Ей просто льстило, что на нее обращает внимание и ею восхищается могущественнейший человек страны. Это было еще и потому особенно приятно, что собственный муж обращался с ней крайне пренебрежительно.
— Государственная измена, — ошеломленно пробормотала Флёр. — Святая Матерь Божия… Как это возможно? — Она прикусила нижнюю губу и замолкла.
— Детали мне неизвестны, — резко прервал граф ее лихорадочные размышления. — Но насколько я знаю, вас должны арестовать уже завтра. Поэтому нам придется бежать прямо сейчас, ночью. Это единственная возможность спастись.
Да, действительно, это был час неожиданностей. Бежать? С ним? Куда? И почему она должна так поступать?
— Почему? — вырвался у нее этот вопрос, и она наконец освободилась от его слишком крепких объятий. Только стоя в стороне от него, она могла чего-то соображать, а именно это представлялось ей сейчас крайне необходимым.
— Потому что лучше заранее избежать тюрьмы, чем защищаться, будучи брошенным в нее, — нетерпеливо пояснил граф. — Чем скорее мы покинем двор, тем больше времени у нас будет, чтобы уйти от погони. Возьмите с собой лишь самое необходимое и оденьтесь в костюм для верховой езды. Не забудьте теплое пальто, ведь ночи сейчас довольно холодные. Сколько времени вам нужно на сборы?
— Вы, видимо, сошли с ума, если думаете, что я верю во всю эту историю! — возмутилась Флёр и воинственно скрестила руки на груди. — Что у вас на уме? Уж не хотите ли избавиться от меня под покровом ночи?
Это произнесенное в порыве гнева обвинение сначала лишило графа дара речи, потом на его щеках появился темный румянец.
— За кого вы меня принимаете? За тривиального разбойника? За мошенника? За убийцу?
— Я вижу в вас весьма честолюбивого аристократа, который по необъяснимой причине считает себя выше других людей с самого дня своего рождения. Задевать вашу гордость опасно, и за то унижение, которое король доставил вам, приказав жениться на мне, вы и отыгрываетесь, перенеся на меня всю жажду мести. Это все, или я еще что-то забыла? — Флёр выдержала взгляд его темных горящих глаз, подняв голову и плотно сжав тонкие губы.
— Приношу вам благодарность за то, что не приписываете мне еще глупость и слабоумие. — Его резкий ответ был полон иронии. — Давайте продолжим эту стычку, когда будем в безопасности, — предложил он со своим обычным высокомерием. — Сейчас нет времени.
— Приведите мне довод, который заставил бы меня вам поверить.
Ни один из его аргументов не убедил Флёр. Наоборот, чем дольше продолжалась эта дискуссия, тем сильнее возмущала ее возникшая ситуация. Как это ему пришло в голову, что можно так легко добиться ее согласия на бегство? Он что, считает ее своей собственностью? И то, что ее статус законной супруги предполагал полное повиновение, лишь усиливало ее раздражение!
— Обойдемся без этого, моя упрямая красавица! Раз я не могу убедить вас словами, может быть, вы поверите кое-чему другому!
Не успела она опомниться, как опять была схвачена в объятия, и его уста приникли к ее рту в чувственном поцелуе.
О, как она проклинала дьявольскую магию плоти каждый раз, когда была в состоянии рассуждать трезво. Но в данный момент, крепко прижатая к его груди, вслушиваясь в его прерывистое дыхание, она самым постыдным образом утратила всякую способность соображать. В его объятиях Флёр ощущала лишь нежность и страстное томление. Поцелуй словно отделил от ее существа ту Флёр, которая была способна рассуждать здраво. Осталось лишь слабое, беззащитное создание, которое не хотело отказываться от любви, пусть даже эта любовь была безнадежна и далека от всякой реальности. Любовь, которая, подобно тяжелой болезни, засела в ее душе и, казалось, не может быть извлечена никакими, даже самыми действенными средствами.
— Нас объединяет нечто большее, чем только приказ короля, Флёр! — услышала она хриплый голос у самого уха. — Надо найти спасение! Поедем в Шартьер! Герцог Савойский даст нам убежище. Мы сможем найти приют в близлежащем монастыре. Настоятель не откажет нам…
Флёр показалось, что она ослышалась.
— Вы хотите бежать вместе со мной?
— Сейчас настало время доказать вам мою преданность. Что бы вы ни думали обо мне, но я перед лицом Всевышнего взял вас в жены и поклялся служить вам защитой и заботиться о вашем добром здравии. И я не допущу, чтобы вас бросили в тюрьму из-за глупой интриги.
Нежные поцелуи, которыми Ив во время своей краткой, но очень содержательной речи покрывал ее лоб, щеки и кончик носа, пробили еще одну брешь в ее обороне.
— Но почему вы хотите так поступить? Вы ведь презираете меня! — поинтересовалась Флёр, ощущая, однако, как окончательно тает ее сопротивление.
— Я всеми силами пытался относиться к вам именно так, — ответил граф с неожиданной откровенностью. — Но по какой-то причине это мне никак не удается. Есть в вас нечто такое, малышка моя, что отличает вас от всех прочих женщин. Мне бы и самому хотелось понять, в чем тут дело.
Флёр слушала, затаив дыхание. Лишь сильно пульсирующая жилка на шее выдавала ее глубокое волнение. Для нее ничего не существовало в мире, кроме этих его слов.
— Чего вы от меня хотите? — прошептала наконец Флёр дрожащими губами.
— Чтобы вы дали нам обоим возможность спастись, красавица моя. У вас есть все основания не доверять мне, но, даю слово, вам нечего опасаться. А если останетесь, то считайте, что вы погибли!
Где-то раздался звон часов. Механически Флёр насчитала двенадцать ударов. Полночь. Не слишком ли уже поздно?
Глубоко вздохнув, она решилась.
— Мой верховой костюм в соседней комнате. Мне понадобится всего несколько минут, чтобы переодеться.
— Хорошо! — Ив де Сен-Тессе одарил ее такой улыбкой, что по всему телу Флёр прокатилась горячая волна. — К следующему звону часов нас здесь не должно быть. Возьмите с собой необходимые вещи и украшения. То, что останется, определенно попадет в руки фаворитки.
— Не беспокойтесь, я быстро!
Застегнув все крючки верхового костюма, Флёр натянула на ноги подходящие для такого случая темные сапожки из мягкой испанской кожи и приготовила перчатки. Потом взяла немного белья и два простых платья, положив их в подбитую мехом сумку, которую можно было использовать и как одеяло.
Ей было жаль оставлять великолепные придворные туалеты, но жесткие корсеты и отделанные драгоценностями рукава никак не подходили ни для бегства в ночь и туман, ни для скромной жизни в монастыре, о котором говорил ее супруг как о возможном приюте. Взяв в руки точеную шкатулку из слоновой кости, где хранились ее украшения, Флёр заколебалась. Вещь слишком велика, чтобы брать ее с собой, но ведь когда-то она была собственностью любимой бабушки. С сожалением Флёр поставила ее на место.
