Ее присутствие помогало ему не вспоминать то, что произошло в доме три месяца назад, что хранилось за каждым поворотом в коридорах. Он был бесконечно благодарен ей за то, что она сжимала его руку так, что он не слышал крики своих слуг, которые умирали у него на глазах.
— Ты вырос здесь или дом достался тебе после совершеннолетия? — внезапно спросила Клэр, идя рядом с ним по длинным коридорам второго этажа, когда почувствовала, как он внезапно напрягся, взглянув на небольшую нишу в стене, на которой должна была висеть картина. Но там не было картины. Была лишь пустота, оставленная после нападения на дом.
Уже стемнело. Слуги зажгли почти все лампы и свечи для того, чтобы хозяин смог показать хозяйке дом. И он видел, непривычно хорошо видел то, что никогда не мог забыть. На мгновение покачав головой, Эрик отвернул от стены свое слегка бледное лицо, но все же смог ответить ей.
— Я родился здесь.
— А твои братья и сестра?
— Они тоже родились здесь, — медленно ответил Эрик, обнаружив, что каким-то чудом может говорить об этом. О тех временах, когда счастье не было вымыслом или фантазией. — Мой дедушка, если помнишь, герцог Рочерстерский, слава Богу, до сих пор жив и проживает в своей резиденции в Кенте. По принципу младших подчиненных титулов отцу достался его второй титул, маркиза Ричмондского, это титул учтивости, вместе с которым он получил в свое пользование имение в Гемпшире, а я — как старший сын маркиза и внук герцога, взял себе третий титул деда, потому что мой отец еще не обладает титулом наследника.
Клэр неожиданно остановилась и внимательно посмотрела на него.
— Никогда не думала об этом. Нас всегда учили запоминать только титулы, чтобы правильно обращаться к тем или иным пэрам согласно их рангу, а оказывается намного интереснее изучать суть происхождения титулов.
Эрик тоже остановился и повернулся к ней. И снова у него перехватило дыхание от того, что он видел. Что заставляло его позабыть обо всем на свете. Мягкий приглушенный свет свечей падал на нее, позолотив идеально гладкую кожу, к которой хотелось немедленно прикоснуться.
— Да, — пробормотал он и вновь стал свидетелем невообразимо чарующей, потрясающей улыбки, которой она решила одарить его в пустом коридоре.
— Определенно здесь не обошлось без твоей любви к истории.
Эрик не мог пошевелиться, не мог перестать смотреть на нее.
— Да.
Она не переставала улыбаться, когда спросила:
— Спорим, ты знаешь, в каком году был учрежден титул герцога?
Он не смог устоять. Как не мог сделать и до этого. Покоренный ею навечно, Эрик сам улыбнулся, чувствуя сильнейшее головокружение.
— В 1337 году, — хрипло, но решительно ответил он.
— Я даже не стану спрашивать, в каком году учредили титул маркиза.
— В 1385-м году.
Она в притворном ужасе махнула рукой.
— Да брось, ты ведь не можешь знать, в каком году был учрежден самый древний из титулов? Кажется, это титул барона? Ведь сам Вильгельм Завоеватель одаривал своих вассалов угодьями и титулами барона.
Он не представлял, что она делает, но и она, вероятно, не представляла, что делает с ним. Потому что одна ее улыбка прогнала сотни воспоминаний, которые он не мог прогнать даже ценой собственной жизни.
— Титул графа — самый древний, им стали называть дворян с 801 года.
Она пристально смотрела на него. Глаза ее сверкали восхищением и даже гордостью. Клэр снова покачала головой и на мгновение прижала руку к губам.
— Мне нравится, как ты поправляешь меня.
«Боже правый, я люблю тебя!» — беспомощно подумал Эрик, испытывая непреодолимое желание подойти и коснуться ее. Но не посмел, зная совершенно точно, что потеряет голову, как это произошло в карете.
— И все же, как так получилось, что твой отец, имея свой собственный дом, жил и вырастил вас в доме, который предназначался его старшему сыну?
Эрик изо всех сил старался не смотреть на ее губы, которым она вновь коснулся пальцами.
— Мама… мама всегда говорила, что у этого дома особая аура и что здесь воздух чище.
Она снова улыбнулась и внезапно шагнула к нему. Эрик не представлял, с какой стати она затеяла этот странный разговор, но был уверен, что если она еще хоть немного подойдет к нему, он с вероятностью в сто процентов потеряет голову.
— А тебе нравилось здесь жить?
Она сделал еще два шага в его сторону. Сердце его стало биться на два удара быстрее.
— Очень.
— А что тебе нравится больше?
То, как она медленно приближалась к нему. Как улыбалась, как смотрела…
— Как мы бегали по коридорам.
— А часто вы падали с той широкой лестницы, которая ведет на второй этаж?
Он мог прямо сейчас упасть перед ней от сильнейшего головокружения. Еще и потому, что тут же уловил запах ее духов.
— Чаще, чем нам бы хотелось.
— А где вы любили прятаться в доме? Где это любил делать ты?
Она остановилась в шаге от него, продолжая так же свободно улыбаться. Будто ее ничего не тяготило.
— Под… под лестницей.
— А еще?
Эрик изо всех сил старался сохранить ясность ума, но чем больше смотрел в ее глаза, тем труднее было вспомнить о том, где они находятся.
— На чердаке.
Ее улыбка стала загадочной, а потом она одобряюще кивнула.
— В доме, в котором вырос, вероятно, трудно найти самое любимое место.
И внезапно он понял, что она делает! Понял то, что потрясло его до глубины души.
«Тебе следует запомнить что-то приятное, чтобы сгладить неприятное».
Боже, она делала именно это: пыталась хорошими воспоминаниями из прошлого сгладить мрачные воспоминания того, что здесь произошло три месяца назад! Пробиралась по забытым закоулкам его сознания и доставала те самые воспоминания, которые могли прогнать видения трехмесячной давности! Эрик и не предполагал, что сможет любить ее сильнее, но сейчас задыхался от невыносимой любви к ней.
Благодарный ей за каждую попытку спасти его, он захотел сделать ответный дар. Захотел показать то, что не собирался показывать никогда. Что не должен был показывать, но сейчас не сделать этого было бы просто невозможно. Протянув вперед руку, Эрик мягко взял ее ладонь в свою. Она вздрогнула, но не отпустила его.
— Пойдем со мной.
Развернувшись, он подвел Клэр к широким дверям комнаты в левом крыле, за которыми скрывалась спальня хозяйки, его жены. Возможно, он совершил ошибку, привезя ее сюда, но теперь не мог остановиться. Раскрыв двери перед ней, Эрик отошел в сторону, чтобы пропустить ее.
Не подозревая ни о чем, Клэр взглянула внутрь и вошла, чувствуя какую-то необъяснимую эйфорию от того, что происходило. От того, что ей удалось вызвать улыбку Эрика даже тогда, когда всё казалось почти безнадежным. Даже тогда, когда она и не надеялась утешить, отвлечь его от плохих воспоминаний. Бледный и напряженный, он казался неприступным до тех пор, пока в очередной раз не явил ей силу своего несгибаемого духа, который, однако, не смог устоять перед ее собственной улыбкой. Клэр и не думала, что ее улыбка может иметь такую власть над ним, но чуть не заплакала от счастья, когда увидела, как он улыбается ей в ответ. Мягко, нежно, с какой-то пугающей грустью, в которой уже не было боли.
Шагая рядом с ним и изучая многочисленные комнаты, Клэр ощутила странное чувство, будто вернулась домой. Дом, который она и не надеялась когда-нибудь обрести. Дом Эрика понравился ей настолько, что она уже представляла, что и как будет здесь переставлять. Она даже подмечала мебель, которую стоило слегка передвинуть в другую сторону для лучшего эффекта. Всё это захватило ее настолько, что она позабыла о том, что совсем скоро ей придётся покинуть это место. Было важно лишь то, что Эрик рядом. И что весь остальной мир остался где-то далеко позади. Здесь ничто не могло потревожить их. Здесь действительно всё было особенным.
Поразительно, еще совсем недавно она считала, что ее жизнь разрушена, а теперь понимала, что более правильного пути просто быть не могло. Господи, неужели у нее была возможность исправить всё содеянное и хоть как-то заставить его поверить в то, что она любит его? По-настоящему любит!
