Чувства, дотоле скрываемые, удерживаемые невероятным напряжением воли, вырвались на свободу, выплеснулись и этом свирепом, далеко не нежном поцелуе. Ничто уже не могло их остановить, забыты или отброшены были все законы и правила, рыцарство мужчины и непременная стеснительность женщины. Лишь то, что на них была одежда, отличало влюбленных от диких животных, подвластных природному инстинкту.
Элен прижималась к нему со всей силой, какая неожиданно для нее самой таилась в ее теле. Сгорели, не оставив и пепла, все ее сомнения и страхи. Но ей уже не хватало того, что могучие его руки ласкают ее податливую плоть, что рот его вливает жар в глубину ее рта. Ей хотелось большего наслаждения, и почему-то память подсказывала ей, что она про такое наслаждение что-то знает.
Ее не заботило, что они находятся в саду королевы, где их могли увидеть. Пусть хоть сотня соглядатаев наблюдает за ними — ей было все равно. Она желала, чтобы то, что происходит, не имело конца и черная пустота не поглотила ее вновь, когда он разожмет объятия.
Поэтому, едва наступила пауза в поцелуе, Элен повторила все, что он делал с нею, накрыла его рот своим ртом, подхватила и заплела его язык своим языком. Элен была слепа и глуха ко всему окружающему. Не он, а она теперь разжигала костер. И когда Ричард задышал шумно и напрягся всем телом, она поняла, что своей цели достигла, и возгордилась тем, что смогла так возбудить мужчину.
Со стоном, похожим на рычание, он еще крепче прижал ее к себе, опустив голову, покрыл поцелуями ее обнаженную шею. Она задрожала от удовольствия, волнами пронизывающего тело. Каждое его прикосновение все быстрее разгоняло кровь в ее жилах. Она ощущала бешеный бег крови и томящую, зовущую куда-то боль где-то глубоко внутри себя. Их дыхание слилось в унисон.
Ричард опять застонал, и она разобрала отрывочные его слова.
— Элен… Элен, клянусь богом, мы должны остановиться. Мы должны прекратить… иначе я овладею тобой тут же, под ближайшим кустом.
— Нет, не останавливайся, Ричард! Не отпускай меня!
— Прекрати меня мучить, Элен. Я вот-вот забуду о чести — о моей и твоей!
Он оттолкнул ее от себя. Дрожь сотрясала его мощное тело.
— Никогда больше мы этого себе не позволим… Как можно терпеть такую пытку, зная, что тебя скоро отдадут другому?
Элен плотно сомкнула веки, не желая возвращаться в прежний мир. Вкус его поцелуя еще оставался на ее губах, тело хранило жар его объятий. Впервые она познала по-настоящему боль плотского желания — желания, сметающего все преграды, не признающего никаких разумных доводов.
Ей стало дурно при мысли, что какой-то другой мужчина потребует от нее близости. И это неминуемо случится. Несмотря на всю ее наивную браваду, она знала, что ее будущее от нее не зависит. Если она не ускользнет от железных когтей английского короля, назначенный его волей супруг овладеет как ее телом, так и наследными землями.
Та же мысль терзала и Ричарда. По лицу его было заметно, как он страдает. Это вдохнуло в нее новую надежду. Разделяя ее горе, он, вероятно, согласится помочь ей бежать.
Элен огляделась по сторонам. Деревья и кусты в саду раскачивались и сгибались под порывами все усиливающегося ветра. Ее юбки то вздымались кверху, то плотно облепляли ее лодыжки. Вправе ли она просить Ричарда стать ее сообщницей? Она и так навлекла на его бедную голову немало несчастий.
Тяжелые дождевые капли посыпались с неба, пахнуло сыростью, по-видимому, надвигался даже не ливень, а настоящий шторм. Не подают ли ей небеса знак, что нельзя медлить?
Элен уже уяснила, что имеет чуть ли не королевскую власть над мужчинами. Любимый ее Энион, брат Родри, Оуэн и даже отец — все они охотно подчинялись воле обожаемой ими девушки. А Ричард, разрывающийся между чувством и долгом? Насколько он уязвим и способен подпасть мод ее влияние? Выступит ли он открыто против короля ради уэльской дикарки?
Почти сразу к ней пришло понимание, что она никогда не получит ответа на эти вопросы, потому что не осмелится задать их — Ричард и так страдает из-за нее. Бесчестно будет причинять ему лишнюю боль.
Она ласково провела кончиками пальцев по жесткому подбородку, упрямым скулам, накрыла ладонью губы, которые только что самозабвенно впивались в ее рот.
— Уйдем отсюда, пока нас не настигла буря и пока… мы оба не наговорили того, о чем потом пожалеем.
Следующий день, как всегда бывает после шторма, выдался ясным и прохладным. Грязевые потоки с гор прорыли на равнине, окружающей замок, глубокие овраги. Густой торфяной дух, исходивший от земли, смешивался со свежим дыханием близкого океана и благоуханием оживших на клумбах цветов.
Элен не отходила от окна. Кристальная прозрачность дня пробудила в ней надежду. Наверное, Ричард не прав. Ни один истинно верующий священнослужитель не обвенчает ее, если она твердо заявит, что отвергает жениха.
Впрочем, подобный довод был слабоват. Разве отец Эдмунд и епископ Веспайн не участвовали в гнусной затее Хьюго де Визи? А уж королю совсем нетрудно будет отыскать священника, который совершит церемонию, как бы невеста ни сопротивлялась.
Дверь приоткрылась, и в щель просунулась головка одной из придворных дам.
— Королева Элеонор послала за тобой. Тебя ждут в зале для королевских приемов.
У Элен перехватило дыхание. Король ее ждет? Но она не желает встречаться с Эдуардом и выслушивать его разглагольствования о том, как он намерен распорядиться ее судьбой.
— Не медли, король не должен ждать.
Элен бросила взгляд на разложенные на кровати высокий чепец и вуаль. Накануне Элеонор одарила ее соответствующим придворному этикету одеянием — платьем из дорогого алого бархата и английским головным убором для высокорожденных леди. Но Элен не могла заставить себя надеть тесный, жаркий чепец, хоть он и был пошит из белоснежного тончайшего полотна. И это даже к лучшему. Ее непокрытая голова будет означать, что она презирает англичан — и обычаи их, и моду. Пусть Эдуард подумает о ней что угодно, пусть даже лопнет от злости!
— Я готова, — произнесла Элен, демонстрируя нарочитую непокорность.
Она проследовала за своей провожатой по запутанным коридорам замка. По дороге она настраивала себя на встречу с повелителем Англии, человеком, которого ее издавна учили ненавидеть. И вот сейчас Элен не могла не признать самой себе, что она боится увидеть воочию предмет своей ненависти.
Пажи, стоящие по обе стороны арки, ведущей в зал приемов, взирали на Элен с удивлением и любопытством. Отсутствие головного убора на женщине было вызовом правилам приличия.
Однако они молча позволили ей взяться за массивную дверную ручку и потянуть на себя дверь, не выказав желания услужить дерзкой пришелице. Элен набрала полную грудь воздуха, расправила плечи и вошла в зал с высокомерием, какового на самом деле она в себе не ощущала.
