Норт пожал плечами. Он тоже думал на эту тему.
– Совсем не обязательно, что они были при нем. Он мог перепрятать их где-нибудь в библиотеке. Посмотрим, как он воспользуется полученной информацией. Не думаю, что нам придется долго ждать.
Элизабет горячо воскликнула:
– Хорошо бы! Я не слишком-то терпелива.
Теперь, когда ловушка была расставлена, Норт знал, что его собственное терпение тоже подвергнется испытанию.
– В армии я усвоил, что ждать легче, если занимаешься каким-нибудь делом.
Во взгляде Элизабет отразилось сомнение, тем не менее она сообщила:
– Я начала новую вышивку.
– Неплохое занятие. А я обычно полировал пуговицы на мундире.
– Теперь это обязанность Брилла.
– Тогда это тоже было его обязанностью. Но бывали случаи, когда я предпочитал делать это сам. - Он потер подбородок. - Мне кажется, мы могли бы найти себе занятие, которое займет нас обоих.
– Карты?
Норт удивленно поднял бровь.
– У тебя есть с собой карты?
– Сейчас? Нет, конечно. Но когда мы приедем домой, можно будет сыграть в вист. Я уверена, что не смогу сомкнуть глаз.
Норт попытался обнаружить признаки того, что Элизабет шутит, и не нашел.
– Возможно, я выразился не совсем ясно. Эта деятельность должна доставлять удовольствие нам обоим.
– Мне казалось, тебе нравится вист.
– Элизабет!…
Она заморгала, изобразив на редкость невинную улыбку. Норт покачал головой:
– Нет, ты не можешь быть такой непонятливой.
– Представь себе, могу, как ни больно мне в этом признаваться.
Он склонился к ее уху, шевеля теплым дыханием шелковистые завитки, и изложил свои намерения, выразив их весьма недвусмысленно.
Глаза Элизабет округлились.
– Как ты это сделаешь?
– Я рассчитываю на твою помощь.
Элизабет изобразила глубокую задумчивость.
– Так ты уверен, что не хочешь сыграть в карты?
Вместо ответа Норт сгреб ее в охапку.
– Тебя хлебом не корми, дай только поиздеваться надо мной! Все, хватит препираться. Лучше поцелуй меня.
Элизабет не заставила себя уговаривать. Ее руки обвились вокруг его шеи, и она прильнула к его губам, понуждая его открыть рот игривыми прикосновениями языка. Норт не смог сдержать тихого стона. Зарывшись пальцами в его солнечные волосы, Элизабет легонько потянула их и почувствовала, как по его телу пробежала волна желания.
– Я хочу видеть твою грудь, - заявил он.
Зрачки Элизабет потемнели и расширились.
– Если вы рассчитываете найти там жемчуг, милорд, то будете разочарованы.
Ее кокетливый тон возбудил Норта еще сильнее. Он крепче прижал ее к себе и потянулся к лифу ее платья. Элизабет охотно помогла ему.
– Жемчуг, - произнес он, коснувшись кончиками пальцев розовато-белых округлостей. - Вы воровка, миледи.
– Ты сошел с ума.
– Из-за тебя.
Он приподнял Элизабет, так что ее грудь оказалась на уровне его лица. Когда он втянул в рот одну из розовых маковок, она ахнула и впилась ногтями в его плечи.
– О, Норт… Брендан.
Ее дыхание участилось, ноги плотнее обхватили его бедра. Норт начал лихорадочно расстегивать брюки. Элизабет приподнялась, принимая его в себя. Норт жадно приник к ее губам, пока она ерзала, устраиваясь у него на коленях.
Поддерживая Элизабет снизу, он помог ей найти нужный ритм. Горячая и влажная, она туго охватывала его, сжимаясь при каждом подъеме, словно не хотела отпускать. Это была сладкая пытка. Вот сейчас, если бы она спросила, он выложил бы ей все: как полковник добился содействия французского посла, как ему удалось обеспечить ранний уход принца-регента и почему дочь посла надела изумруды вместо жемчуга. Но она не спросила, и эти маленькие секреты так и остались секретами.
– Чему ты улыбаешься? - спросила она, целуя ямочку в уголке его рта.
– Сударыня, - сухо отозвался Норт, - вы заглотали меня почти по рукоятку и еще спрашиваете.
Карету тряхнуло, и глаза Элизабет округлились.
– Вот теперь точно по самую рукоятку, - выдохнула она.
– Ну что, продолжим? - осведомился он с надеждой в голосе.
– О, прошу тебя, Норт, скорее, мы почти приехали. Имей совесть.
Нортхэм не заставил просить себя дважды. Он уперся пятками в противоположное сиденье, и они забыли обо всем. Элизабет вскрикнула, и спустя секунду Норт ответил ей хриплым криком.
С колотящимся сердцем Элизабет обессилено приникла к мужу. Она глубоко вздохнула, упиваясь его запахом, в котором смешались ароматы мускуса, бренди и одеколона.
Норту потребовалось время, чтобы прийти в себя, но он первый заметил, что карета замедляет ход. Раздвинув шторки, он выглянул в окно.
– К сожалению, это уже Меррифилд-сквер. - Он опустил ноги на пол, бросив на нее взгляд из-под отяжелевших век. - Придется тебе прикрыться.
Элизабет взглянула на свою обнаженную грудь, затем на него.
– Это ты привел меня в такое состояние.
– Норт издал хриплый смешок.
– Ради Бога, Элизабет, ты вгоняешь меня в краску.
– Элизабет нежно поцеловала его.
– Что-то не похоже.
Она поднялась с его колен и принялась оправлять свою одежду, улыбнувшись, когда он отстранил ее руки и подтянул вверх лиф ее платья, прикрыв грудь. Едва они успели мало-мальски привести себя в порядок, как лакей распахнул дверцу. Нортхэм спустился на землю и подал руку Элизабет. Она охотно приняла его помощь - ноги у нее подкашивались. Краем глаза она заметила сына кучера, который чуть ли не пританцовывал на месте, пытаясь заглянуть внутрь кареты. На его лице застыло выражение тревоги, к которой примешивалась изрядная доля любопытства.
Взяв Норта под руку, Элизабет обратилась к мальчику:
– В чем дело, Уилл? Что-нибудь случилось?
– Я ищу кошку, миледи. - Он нырнул под руку лакея, придерживавшего дверцу, и заглянул внутрь кареты. - Наверное, она проскользнула сюда, когда я отвернулся.
Взгляд Элизабет метнулся к Норту. Его глаза были полны нечестивого веселья, которое моментально исчезло, когда он услышал следующую реплику мальчика:
– Но откуда здесь взялась собака, миледи, я не представляю.
Элизабет прочистила горло, приготовившись сказать юному Уиллу, что животные, должно быть, уже сбежали, но Норт быстро зашагал к дому, увлекая ее за собой.
Стараясь не встречаться взглядами, они с достоинством вошли в холл, где слуги избавили их от верхней одежды. Норт распорядился подать ему бренди и чай для Элизабет. Оказавшись в спальне, он отпустил Брилла и личную горничную жены, а когда они остались одни, опустился в массивное кресло с подголовником. Элизабет присела на краешек постели. Секунду-другую они созерцали собственные руки, прежде чем решились взглянуть друг на друга.
