Филиппа Грегори - Королевская шутиха

И уж совсем удивительным для тебя будет узнать о моей встрече с Джоном Ди. Я встретил его в Венеции месяц назад на лекции одного очень образованного монаха, который весьма искусен в применении ядов для уничтожения болезни и спасения больного. Здесь мистера Ди очень уважают за его ученость. Он тоже читал лекцию, о Евклиде. Я на ней присутствовал, хотя из десяти слов едва понимал только одно. Но мое мнение об этом человеке изменилось в лучшую сторону — особенно после того, как я увидел его в обществе ученых и философов, создающих новую целостную картину мира. Их новая система знаний преобразует все, что нам было до сих пор известно о мире, начиная с мельчайших песчинок и до громадных небесных тел. Джон Ди обладает выдающимся умом; теперь я куда лучше понимаю, почему ты была о нем столь высокого мнения.

Я был рад получить твое письмо и узнать, что вскоре ты окончишь свою службу у принцессы. Я очень надеюсь, что после этого ты попросишь королеву вообще освободить тебя от придворной службы. Почему бы нам не провести несколько лет вне Англии? Ханна, любовь моя, Венеция — просто восхитительный город. Здесь почти всегда тепло и солнечно. Здесь много преуспевающих и широко образованных людей. Вряд ли ты можешь упрекать меня за желание остаться здесь подольше и разделить с тобой радость пребывания в этом городе. Это богатый и необыкновенно красивый город. Дорог здесь практически нет. Их заменяют каналы и лагуна. Лодки причаливают прямо к дверям домов, и это никого не удивляет. Здесь очень почитают знания и ученых. Здесь можно задать любой вопрос и получить на него ответ.

Твое первое письмо я постоянно ношу во внутреннем кармане, у сердца. Теперь я положу туда и твою рождественскую записку. Надеюсь, ты не ограничишься этими письмами и напишешь мне еще. Я думаю о тебе каждый день и мечтаю о тебе каждую ночь.

Мы создаем новый мир с новым пониманием сил, которые движут планетами и приливами. Естественно, что и отношения между мужем и женой могут строиться на новой основе. Я не хочу, чтобы ты была моей служанкой. Я хочу видеть тебя моей любовью. Уверяю: у тебя будет свобода оставаться самой собой и развивать свою прекрасную личность. Напиши мне и пообещай, что скоро приедешь ко мне в Венецию. Я — твой во всех мыслях, словах и поступках. Даже мои нынешние занятия, волнующие и полные удивительных надежд, ничего бы не значили, если бы я не верил, что однажды поделюсь всем этим с тобой.

Второе письмо Дэниела, обещавшее мне любовь и свободу, разделило участь первого. Я тоже сожгла его, но прежде перечитала раз пять или шесть. Я бы с удовольствием сохранила это письмо, но в нем содержалось столько еретических рассуждений, что, попади оно в чужие руки, мне пришлось бы туго. Однако это письмо я сжигала с большой неохотой. Мне казалось, что через строчки со мной говорит помудревший молодой человек, у которого хватило понимания по-иному взглянуть на отношения мужа и жены, а не заявлять, как прежде, только о своих правах. Я чувствовала его: пытливого, страстного, всерьез думающего о своем браке с женщиной, которая поймет и разделит его интересы и устремления. Этому человеку я могла доверять.

Зима выдалась долгой и холодной. Здоровье Елизаветы, начавшей было поправляться, снова ухудшилось. Придворные новости о королеве, все более расцветающей в своей беременности, ничуть не веселили ее сводную сестру. Принцесса лежала, закутавшись в меха, с покрасневшим от холода носом, и смотрела сквозь треснутое оконное стекло на обледеневшее пространство заброшенного сада.

Мы узнали, что парламент восстановил в Англии католическую религию. Члены парламента плакали от радости, вновь ощущая себя в лоне истинной церкви. После заседания парламента сразу же началось благодарственное богослужение. И снова лились слезы радости по поводу восстановления власти папы римского, некогда отвергнутой отцом Елизаветы и Марии. В день, когда мы об этом узнали, принцесса была особенно бледна. Отцовское наследие и предмет величайшей гордости ее брата были отринуты. Представляю, как торжествовала Мария. Елизавета переживала молча, но с того момента начала ходить к мессе трижды в день и в церкви стояла, смиренно опустив голову. Весь католический обряд соблюдался ею без единого нарушения. Сомневаюсь, чтобы она вдруг прониклась пониманием истинности католической веры. Просто ставки стали выше.

Теперь по утрам светало все раньше. Снег таял, собираясь в лужи холодной воды. Елизавете опять немного полегчало. Она возобновила прогулки по саду. Я шла рядом с нею в своих сапогах для верховой езды. Их тонкие подошвы не предназначались для прогулок, особенно по холодной и мокрой земле. Для тепла я оборачивала сапоги старыми тряпками, но это мало помогало. Плащ тоже не особо спасал от ледяного ветра.

— А в Венгрии было бы еще холоднее, — сказала Елизавета.

Тайные замыслы королевы насчет сестры почему-то становились известны всем, кроме самой принцессы. Елизавета узнавала их косвенно. Думаю, это делалось нарочно, чтобы еще сильнее ее унизить. Я старалась не затрагивать эту болезненную тему и там, где можно, просто молчала. Однако сейчас я чувствовала, что принцесса ждет моего ответа.

— В Венгрии вы были бы почетной гостьей, — сказала я. — Уж там бы вам не пришлось мерзнуть. После прогулок вас бы ждало тепло очага.

— Королева считает, что еще теплее мне было бы на костре, — угрюмо произнесла Елизавета. — Если я только соглашусь отправиться в Венгрию, я из ближней ссылки окажусь в дальней. Мне не позволят вернуться в Англию. Но пусть Мария не рассчитывает. Я не уеду из Англии. Когда она тебя спросит, можешь ей так и сказать. Добровольно я из Англии никогда не уеду. Народ сразу поймет, что к чему, и не отпустит меня. Пусть у меня нет сестры, но у меня остались друзья.

Я кивала и помалкивала.

— У нее даже не хватило смелости написать мне о Венгрии! Но если не Венгрия, тогда что? — вслух спросила Елизавета. — И когда?

Весна 1555 года

Ко всеобщему удивлению, первой дрогнула королева. Когда морозная зима сменилась мокрой весной, Елизавете было велено явиться ко двору. В письме, адресованном сэру Генри (сестре Мария не написала ни строчки), не упоминались ни допросы, ни возможный суд над принцессой. Никаких объяснений по поводу столь внезапной «перемены сердца» сэр Генри мне не дал. Вероятнее всего, их и не было. Елизавете просто велели приехать в Лондон, и все тут. Тем не менее возвращение пока не означало полную свободу. Елизавету и сейчас везли почти как узницу. Мы двигались рано утром и ближе к вечеру, дабы не привлекать к себе внимания местных жителей. Впрочем, на сей раз не было ни приветственно машущих толп, ни выкриков, ни улыбок. Сэру Генри предписали избегать больших дорог, а ехать по проселочным и вообще появиться в Лондоне как можно незаметнее.