— П-произошло? — прошептала она, чувствуя странный озноб во всем теле. — Да, здесь… возле кровати была м-мышь.
— Мышь? — недоуменно повторил Эрик, пытаясь успокоить обезумевшее от пробуждённых в нём чувств, которые он безуспешно подавлял все эти два дня, сердце. Потому что один лишь только нежный голос Клэр прошелся по его натянутым нервам такой немыслимой лаской, что у него задрожали колени. Резко отпустив дверь, он открыл глаза, решительно повернул голову и, не обращая внимания на напряжение во всем теле, стал двигаться в сторону кровати, понимая, что должен что-то сделать, иначе неминуемо взорвется. Кровать, на которой могла лежать Клэр. От одной этой мысли у него потемнело перед глазами так, что он едва не налетел на деревянный столбик возвышающегося балдахина. Оглядев пространство вокруг кровати, Эрик с трудом произнёс: — Здесь нет мышей.
Позади вновь послышался дрожащий, почти как и его, тихий голос:
— Ты уверен?
Прижав руку на отполированный столбик, Эрик сделал глубокий вдох, не уверенный ровным счетом ни в чем. Как он мог быть хоть в чем-то уверен, если позади него стояла Клэр? В ванной. Абсолютно голая. Такая желанная, что у него заболело ниже поясницы.
— Да, — молвил он, призывая на помощь всю свою выдержку, но продолжая ощущать, как горячий пот скатывается по виску от усилий сдержать нарастающее желание. — Здесь никогда не было мышей.
На этот раз он не услышал ее голоса. Тишина в комнате окутала их подобно лучам солнца, которые беспощадно освещали всё то, что должно было быть укрыто темнотой ночи. Или одеждой. Эрик был уверен, что Клэр не опустилась в ванную, чтобы укрыться от его взгляда. И не вышла оттуда, иначе он бы расслышал всплеск воды. Господи, как он сможет покинуть комнату, если она будет продолжать стоять на месте!
Внезапно долгая мучительная борьба с самим собой показалась тщетной и отпустила его. На место этой силы пришла другая, несокрушимая, и Эрик понял, что был повержен самой судьбой, потому что не имел больше сил сопротивляться своему желанию и оглушительной любви, которые разрывали его на части. Долгими днями он уговаривал себя, что сможет отпустить ее, но это был бред больного человека, не осознающего, что на самом деле собирался сделать.
Он не мог отдать Клэр, Господи, он никому не мог отдать Клэр! Он хотел развернуться, подойти к ней, обнять и любить ее до тех пор, пока у него билось сердце.
Клэр по-прежнему стояла за его спиной. В ванной. Абсолютно голая. И словно бы всего этого ему было мало, Эрик услышал ее тихий, проникновенный голос:
— Ты можешь передать мне полотенце?
Эрик сжал руку так, что побелели костяшки пальцев. Боже, что она делает? Разве не понимает, о чем просит, какой немыслимой опасности подвергает себя! Черт возьми, он не был настолько бесчувственным! Всё его тело заныло и налилось такой невыносимой тяжестью, что он не мог пошевелиться.
— Клэр… — прошептал он, предостерегая ее от того, что она делает.
Но она словно не замечала этого. Будто отмахивалась от того, что могло произойти, нисколько не заботясь о последствиях. Которые могли стать непоправимыми.
— Полотенце там, рядом с кроватью. На тумбочке. Подай его мне, прошу тебя.
Он не мог не внять ее просьбе. Сделав глубокий вдох, Эрик повернул голову и отпустил столбик, пытаясь изо всех сил вспомнить, в каком году состоялась битва при Азенкуре, но впервые в жизни не смог этого сделать. Заметив стопку пушистых чистых полотенец небольшой тумбочке, Эрик с трудом подошел к им и взял самое верхнее.
И вновь замер. Ведь, чтобы передать ей полотенце, Эрику пришлось бы обернуться. К ней. К обнаженной нимфе, которая мгновенно заставит его позабыть все обещания и клятвы. С трудом дыша, Эрик спиной сделал шаг назад, стараясь не налететь на кресло, и, отвернув лицо, вытянул позади руку в отчаянной надежде хоть так передать ей несчастную вещицу.
— Я не дотянусь до тебя, Эрик. Можешь подойти ближе?
Эрик закрыл глаза, приказывая своему сердцу успокоиться, но оно могло в скором времени разорваться в груди. Ему стоило нечеловеческих сил, чтобы сделать еще шаг назад. К ней.
— Еще ближе, Эрик, — прошептала она.
Он на мгновение замер и сделал глубокий вдох. И сумел сделать еще шаг назад.
— Не в ту сторону, Эрик.
Он боялся, что у него сейчас остановится сердце, потому что она звала его так, будто манила. Это было сумасшествием, и Эрик прекрасно понимал это, в отличие от Клэр. Но если он не обернётся, то так никогда и не сможет передать ей это чертово полотенце!
Сжимая в руке полотенце, Эрик медленно обернулся. У него перехватило дыхание, когда он прямо перед собой обнаружил Клэр. С невероятно яркими, сияющими глазами, взирающими на него. Ниспадающие на оголенные плечи и обнаженную грудь волосы прилипли к золотистой коже, а несколько вьющихся прядей, пружиня, обрамляли до боли красивое лицо, при виде которой у него замерло сердце.
Эрик выбрал правильное направление, чтобы вручить ей полотенце, и не стоял так уж далеко, как она заставила его подумать. Его рука была прямо направлена на неё, но она почему-то не стремилась взять то, что просила. То, что ей было так катастрофически необходимо, чтобы прикрыться. Эрик не замечал испарины, которая выступила у него на лбу, не замечал, как дрожит его рука. Он боролся с собой и приказывал себе не смотреть вниз. Ради Бога, только не делать этого! Иначе он пропадет, они оба пропадут.
— Т-твое полотенце…
Она улыбнулась ему. Улыбнулась с какой-то пугающей свободой и глубоким пониманием того, что происходит сейчас. Улыбнулась так, как в тот далекий день на прогулке, когда подарила ему стебелек ландыша. И сейчас… В ее глазах не было раскаяния. Глядя ей в глаза он увидел в них отражение собственного желания.
Что-то с оглушительной болью сжало ему сердце. А потом Эрик увидел, как Клэр поднимает руки. Вероятно, чтобы взять полотенце.
Но они прошли мимо нужной вещицы и стали подниматься выше.
Еще чуть выше…
С мучительной медлительностью, к которой перемешивалась легкая нерешительность, Клэр скользнула руками по его груди. Эрика словно парализовало, он застыл как вкопанный. Даже капелька пота застыла у него на виске, не осмеливаясь скатиться вниз в ожидании невозможного. Тонкие изящные пальцы, пройдясь по распахнутому вороту его рубашки, обхватили его шею. Эрик не мог дышать, глядя на всё то, что она делала. На то безумие, которое творила.
И словно этого было мало, она прижалась к нему всем своим обнаженным телом, капельки на котором тут же впитала его одежда, встала на цыпочки и, взяв его лицо в свои ладони, с завораживающей нежностью прильнула к его губам.
Что-то треснуло и надломилось прямо в груди. Его пронзило такое мучительное отчаяние, такая непреодолимая потребность в ней, что стало просто бессмысленно бороться. Потому что только сейчас Эрик понял, что всё время, что они были вместе, первой за поцелуями всегда тянулась Клэр. Она сама просила его поцелуев, вверяя себя ему почти без остатка. Как она могла любить другого и при этом целовать его, Эрика, так, будто он был единственный, кого она хотела целовать?!
Прикосновение ее мягких, теплых губ, свежего чистого дыхания и запах распустившихся ландышей прошелся по телу острым ознобом. Его объяло такое огненное желание, что на мгновение Эрик задрожал. Полотенце выскользнуло из его пальцев и упало прямо в ванную, но он уже не услышал шлёпка и всплеска воды.
У него потемнело перед глазами. Накопившееся за два дня долго сдерживаемое напряжение дало трещину и взорвалось в нем. Застонав от боли, Эрик закрыл глаза, чувствуя, как его руки, получив негласное благословение, потянулись к ней, обхватили ее тоненькую талию, ощущая под ладонями влажную теплую кожу, и до предела прижали к себе хрупкое тело Клэр с мокрой округлой грудью, которая, намочив его рубашку, впечаталась в него набухшими сосками так, что судорога сотрясла его всего.
Он никогда не мог устоять перед ней, а сейчас тем более. Повернув голову, Эрик сам жадно завладел ее губами, раскрыв их еще шире и нырнув к ней глубоко и неистово, понимая, что не сможет отпустить ее. Не мог отпустить с тех пор, как она свалилась на него в музыкальной комнате его отца. С тех пор, как доказала ему, что он еще способен на чувства, способен испытать желание, не омраченное воспоминаниями прошлого.
