Это всегда любопытно – как человек реагирует на внезапный арест. У него резко меняются планы и жизненные ориентиры. Он пока не знает, за что его взяли, и насколько все серьезно. Иные с перепугу начинают рыдать, иные колотятся в дверь и требуют свидания с начальством, но Рогов вроде не особо испугался: на его лице не отражалось ничего, кроме крайней досады.
Алову вспомнилось, как тот отказался с ним сотрудничать. Ну что ж, послушаем, что мистер Рогов скажет теперь!
Алов повернулся к дежурному и негромко приказал:
– Полный обыск.
Через несколько минут в камеру вошли два спортсмена-боксера.
С полного обыска начинается ломка клиента: его заставляют раздеться догола, долго возятся с одеждой, прощупывая все складки, а потом – также не особо торопясь – обыскивают его самого: спокойно, как на приеме у доктора, заглядывая везде и всюду.
Алов не отрывался от дверного глазка. Клиент не сопротивлялся и только надменно кривил губы, будто он был выше всего этого. Спортсмены отобрали у него шарф, запонки, шнурки и подтяжки и оставили одного одеваться.
Дав ему побыть наедине с нарастающей паникой, Алов вошел в камеру и сел боком на стул.
– Помните, я предлагал вам сотрудничество? – произнес он. – Вы тогда сказали, что не хотите с нами дружить. Обидно было слышать такое!
– Я надеюсь, мне не придется ночевать в вашем заведении? – буркнул Рогов. – У меня завтра поезд.
– Да-да, я понимаю вашу тревогу, – улыбнулся Алов.
– Могу я узнать, в чем обвиняют?
– В том, что вы белогвардеец и шпион.
– Я гарантирую вам скандал на международном уровне, если вы немедленно не выпустите меня!
– И кто же уведомит ваших заступников об исчезновении Клима Рогова? Вы сказали всем, что уезжаете, так что искать вас никто не будет.
Клиент молчал.
– Ты можешь облегчить свое положение, если скажешь, где находится Купина, – произнес Алов, переходя на «ты». – Я понимаю: она твоя супруга, но ведь ты уже сдавал ее в аренду Оскару Рейху, так что горевать особо не о чем.
– Я отказываюсь разговаривать с вами до тех пор, пока сюда не прибудет мистер Оуэн. Он уведомит о случившемся мое руководство, и дело будет решаться на дипломатическом уровне.
– Ну что ж, не хочешь разговаривать по-хорошему, будем по-плохому.
Поднявшись, Алов выглянул за дверь:
– Привезите сюда дочь Рогова!
Клиент мгновенно спал с лица.
– Вы не имеете права трогать ребенка!
– Судьба твоей китаезки будет напрямую зависеть от тебя, – отрезал Алов. – Мы можем пристроить ее в хороший детский дом, а можем отправить к туберкулезникам.
Он вынул из кармана лист бумаги и карандаш и положил их на стол.
– Пиши добровольное признание! Мне нужна полная биография: где ты родился, чем занимался до революции, когда и при каких обстоятельствах познакомился с Купиной. Потом укажешь, кто вас завербовал и через кого вы получали инструкции. Если будешь валять дурака, дело кончится сам понимаешь чем – мы умеем добывать признания.
Рогов оторопело взглянул на него.
– Вы что – пытать меня будете?
– Ну зачем сразу «пытать»? – обиделся Алов. – Что это за слова такие? Это у вас, у буржуев, пытают и казнят, а мы применяем «меры социалистической обороны».
2.Алов вышел, премного довольный собой: вот теперь клиент был напуган до полусмерти. Ну что ж, пусть посидит, подумает о своем будущем.
Алов снова позвонил Диане Михайловне:
– Что там с номерами?
– Все сходится, – отозвалась она. – Это наши купюры.
Алов расплылся в улыбке. Раз клиенту перепало кое-что из денег, украденных у Оскара Рейха, стало быть, он знает, куда делась остальная сумма.
Посланная на Чистые Пруды команда вернулась ни с чем: в квартире Рогова не было ни ребенка, ни прислуги.
Разволновавшись с досады, Алов почувствовал, как у него в груди начало нарастать болезненное напряжение. Господи помилуй, ну когда это кончится?! Должны же быть хоть какие-то лекарства, которые помогают от легочных болезней!
С отчаяния он разругался с чекистами, ездившими к Рогову домой.
– Вы что – соседей не могли допросить? Там есть какой-нибудь председатель домкома или дворник?
Те ответили, что дворник валялся мертвецки пьяным, а контора внизу была закрыта по случаю праздника.
Часы показывали одиннадцать ночи.
Алов вновь вернулся к камере и заглянул в глазок: клиент неподвижно сидел над чистым листом бумаги. Набриолиненная с утра челка растрепалась и падала ему на глаза, а незастёгнутые манжеты нелепо топорщились из рукавов смокинга.
Алов попытался собраться с мыслями. С помощью маленькой китаянки было бы гораздо легче выудить из клиента всю информацию, но девчонки не было… Обычный допрос затянется на несколько часов, а если привлекать специалистов, то начнется ор и истерика, а Алову и так было плохо.
Его вновь начал сотрясать кашель.
– Может, вам водички попить? – сочувственно спросил надзиратель.
Алов помотал головой и, держась за стенку, побрел к выходу.
У него не было сил вести дело Рогова, но он не мог передать его коллегам – иначе награда за его разоблачение уплывала в другие руки.
«У меня есть время, чтобы отлежаться, – подумал Алов. – Сейчас Драхенблют пьет на даче у Ворошилова, а потом они будут несколько дней опохмеляться, так что докладывать о результатах все равно некому».
– Отправьте Рогова в общую камеру, – велел он надзирателю. – Я им попозже займусь.
3.Конвоиры вели Клима по тускло освещенным коридорам со множеством дверей.
Все чувства были притуплены: ему казалось, что его напоили какой-то наркотической дрянью и он все никак не может очнуться от затянувшегося кошмара.
Если Китти не привели, значит ли это, что она спаслась от ОГПУ? Но как? Куда она могла деться?
Замки на дверях лязгали за спиной Клима, как железные челюсти.
Это наверняка Галя сдала его чекистам! Что им может быть известно? Да все, что угодно! Галя жила с ним бок о бок и наверняка подмечала каждое неосторожно сказанное слово.
Конвоиры велели Климу остановиться перед камерой с маленьким зарешеченным окошком на двери. Надзиратель повернул выключатель и отпер дверь.
– Заходи.
На широком настиле, опоясывающем жарко натопленную камеру, лежали заключенные, одетые в несвежее белье, – головами к стене, ногами к центру. Под потолком синели два узких окна с решетками; у входа помещались раковина и оцинкованный бак с крышкой.
Один из заключенных приподнял лысую голову.
– О, свежее мясо поставили!
