— Ну, а ты Денис Иваныч?.. — обернулась Сусанна к Змглоду, сумрачно молчавшему.
— Я это письмо еще вчера сам же и писал, Сусанна Юрьевна! По-моему, сидеть и молчать — беда. Виноватые молчат или прячутся. А правые говорят и сами первые въявь действуют.
Снова наступило молчание.
— Не знаю… Совсем не знаю!.. — выговорила наконец Сусанна. — Хоть до завтра что и обождать, порассудить, хотя бы что другое надумать.
— Что?.. — спросил Басанов.
— Другое! Иначе как поступить. Не молчать и не отписываться.
— Как же так?.. — воскликнули разом и Басанов, и Змглод, и Михалис.
— Не знаю, а так мне сдается… Не молчать, отписаться, известить, да только не так… не расписывать: я, мол, то и то сделал и по таким-то причинам. Зачем это?..
И вдруг Сусанна прибавила резче:
— Дмитрий Андреевич, в такую бедовую пору, как у нас теперь… Знаете. Вот кто, топясь, на дно идет, всегда за соломинку хватаются. В такую пору… поступите, как я вам скажу! Согласитесь на одно, что я вам предложу?
— Что такое? С охотой! — отозвался Басанов волнуясь.
— Позовите сию минуту сюда Гончего…
Басанов сразу сурово насупился и быстро оглянул всех. Все они одинаково насупились, все будто оскорбились. У всякого на лице было написано: «Гончий? Анька? Безрукий? Придет советовать? Довольно начудил уже!»
И среди наступившей тишины и безмолвия Басанов выговорил странным голосом:
— Сусанна Юрьевна, что же нам Гончий скажет? Он не дурак. Но бывает он хуже глупого.
— Воистину так, — подтвердил Змглод.
— Я не прочь звать, кого хотите, — продолжил Басанов. — Тайны же тут никакой нет. Но зачем? Что он нам скажет? Уж если мы сами ничего не придумали, пять человек и не глупых, то что же Анька придумает?
— Как знаете!.. — глухо, но гордо отозвалась Сусанна, как если бы услыхала что-либо для себя обидное.
— Сусанна Юрьевна! Я же, право, ничего против того не имею! — быстро заговорил Басанов. — Если вам угодно, я его сейчас же велю позвать. Что же! — обернулся он ко всем. — Он поступил малоумно, подведя меня на гнев. Но умысла худого у него не было… Он умный! Может, и вправду он надумает что-либо, кое нам на ум не идет. Барабанов, прикажи скорей послать к нему, чтобы был у меня тотчас!
Коллежский правитель двинулся, но Сусанна Юрьевна остановила его.
— Дойди сам. Посылать незачем. Он у меня наверху ждет.
И Сусанна произнесла это с вызывающим оттенком в голосе.
Через несколько минут в комнате появился Гончий и, войдя, тихо, степенно, почти гордо, поклонился одному барину, как бы не видя остальных.
Басанов опустил глаза, будто смущаясь.
— Что прикажете? — холодно произнес Гончий.
Тот в нескольких словах объяснил, в чем дело, и прибавил:
— Скажи ты нам свое слово, как тут быть? По тому, как Михалис сказывает, или по тому, как Денис Иванович сказывает? А Сусанна Юрьевна сама прямо на тебя все свалила, что ты скажешь, то по-её и будет настоящее.
В эту минуту Сусанна взволновалась почти настолько же, сколько в ночь, когда услыхала в доме беготню и отчаянные крики после совершившегося события… Снова теперь всей душой, всем сердцем и помышлением смутилась она… Из-за чего? Из-за пустого: что скажет Анька? Надумает ли он что-нибудь? Удивит ли он сейчас всех своим решением дела? Докажет ли он сейчас им всем, что он первый человек в Высоксе разумом своим, умнее барина и умнее умного Змглода? Докажет ли он, что недаром она его после позорища снова простила, снова приблизила, а теперь души от него не чает, да и не скрывается в этом?
После объясненья Басанова, Гончий стоял неподвижно, сдвинув брови, и глядел куда-то на стену. Но он глядел своим ястребиным взором, упорным, непреклонным, неспособным, казалось, оробеть ни перед чем. И, присмотревшись к лицу Гончего, Сусанна вдруг встрепенулась внутренне, даже сердце слегка колыхнулось в ней радостно… Она поняла, почуяла, что «мой Анька» сейчас скажет свое слово веское, которое сразу все дело порешит.
— Вот что, Дмитрий Андреевич, — заговорил Гончий, — уж коли вы изволили меня позвать и изволили приказывать мне свое решение обстоятельств придумать, то я по совести своей и по разуму своему доложу вам, что писать сейчас куда-либо не надо. Обождем еще сутки! Завтра, хотя бы раненько, можно будет послать гонца к наместнику. А сегодня весь день-деньской ввечеру, да и за ночь, да и завтра утром займемся делом. Надо важное дело делать и спешить. Время не терпит.
— Какое дело?.. Что? — откликнулись все сразу, и в каждом голосе отдельно звучало полное изумление.
— Какое дело?.. — выговорил Анька. — Готовить ответ суду! Суд будет здесь в скорости. Будете ли вы суд звать или совсем не станете, все одно — суд нагрянет. Целая шайка злодейская, именуемая крючкотворами, нагрянет сюда и начнет допрос. Начнет с вас, барина, а там и всех допросит. Не только что нас: барышню, барыню, Дениса Ивановича, их вот, меня, всех приживателей. Суд потянет к допросу всех дворовых, чуть не всех заводских. И вот, все мы — скажу так: вся Высокса, все заводы господина барина Басман-Басанова — все должны этому суду ответ приготовить. Согласный ответ. Ответ в пояснение, как дело было. Все мы, от вас, нашего барина, до последней девчонки, все должны ответствовать суду одно… один ответ должен быть у всех.
Гончий замолчал, украдкой глянул в лицо Сусанны и едва заметно улыбнулся горделиво и самодовольно.
— Что?.. Какой ответ?.. — вымолвил Дмитрий Андреевич едва слышно от внутреннего волнения, так как вдруг ему почему-то показалось, что Гончий вывернул все дело, всех тревожившее, наизнанку. Все событие будто осветилось вдруг иначе, а поэтому как-то иначе представляется разуму.
— Говори же, Онисим! Ответ-то надумал ты или так, зря…
— Нет, — резко перебил Гончий, — я не зря болтаю! Ответ готов понятный… Ответ наш должен быть: знать не знаю и ведать не ведаю!
И Гончий, оглянув удивленные лица всех, прибавил, как если бы ему кто противоречил:
— Да, так: знать не знаю и ведать не ведаю! Все мы любим барина, все ему преданы, все должны за него горой стоять. А уж коли в таком деле не постоим, так когда же в нас нужда будет? На святках, чтобы рядиться да отплясывать, на Пасхе красные яички катать? Нет, теперь-то в нас и нужда, и теперь-то мы все должны, как один человек, не страшась судейской волокиты, так отвечать: князь Никаев, действительно, убит, застрелен, в гробу лежит. Но где был убит, как убит, кто его убил, когда и почему? Знать не знаю и ведать не ведаю!
И в комнате наступило, действительно, гробовое молчание. Слышно было только частое дыхание Сусанны, которая едва владела собой от восторженной радости. Ей казалось, что она должна сдерживать себя, чтобы тотчас же при всех не броситься на шею этого человека, которого сама судьба заставляла ее всякий день любить все больше и больше, всякий день изумляться ему.
