Памела Робертс
Муки ревности
— Вон отсюда! Проваливай! Немедленно! И чтоб больше не смела, вваливаться без разрешения! Слышишь, дрянь? Убирайся! Сию секунду!
Она смотрела на голого мужа, обнимающего другую женщину, широко открытыми глазами, не веря ни тому, что видит, ни тому, что слышит. Нет, не может быть! Это… это невозможно… Это полная бессмыслица… привидевшийся кошмар… Надо только заставить себя проснуться, и все исчезнет…
Оливия вырвалась из липкой паутины сна, решительно тряхнула головой, прогоняя остатки сновидения, и с удовольствием потянулась. День, похоже, будет отличный, лениво подумала она, солнечный, но прохладный. В самый раз для работы.
Молодая женщина приподнялась на локте и взглянула в окно. Да, точно, на небе ни облачка. Лишь пронзительная синева…
Великолепно! Просто изумительно. Потому что сегодня ей предстояло принять участие в одной из самых трудоемких операций — клеймении молодых телят. Конечно, средства вполне позволяли ей нанять достаточное количество людей, чтобы не беспокоиться о жаре. Но традиции округа требовали, чтобы хозяйка ранчо непременно присутствовала и даже внесла в процесс личный вклад.
В результате тяжелая работа выливалась в большой праздник, на который собирались все соседи. И, после того, как последнего злополучного малолетку отпускали на свободу, все, кто, так или иначе принимал участие в деле, отправлялись на лужайку перед особняком. Там их уже ожидали длинные столы, накрытые белыми скатертями и уставленные многочисленными блюдами с едой. Несколько женщин с окрестных ранчо приезжали с утра пораньше и приступали к стряпне, пока их мужчины гордо гарцевали на лошадях и заправски размахивали лассо, сгоняя, несчастных перепугано мычащих телят в отведенный для клеймения загон.
Тридцатитрехлетняя Оливия Брэдли приобрела «Ранчо потерянных душ» около двух лет назад. Тогда, сразу после развода с Эндрю, который до сих пор переживала во снах, она отправилась в гости к старой подруге, живущей на подобном ранчо в соседнем штате Монтана всего в нескольких десятках миль отсюда. И влюбилась… влюбилась с первого взгляда в этот край — в его природу, огромное небо, роскошные гордые горы, плодородные долины. Она даже не подозревала, что может испытывать подобные чувства.
Оливия считала себя типичной городской жительницей, да и не только считала, но и являлась ею. Нью-Йорк был не только местом, где она жила, но и источником вдохновений. Ибо она зарабатывала себе на жизнь — очень и очень обеспеченную — тем, что писала маслом городские пейзажи. Ее картины пользовались бешеным успехом и моментально раскупались. К тому времени, когда Оливии Брэдли исполнилось тридцать, имя ее уже было широко известно любителям современной американской живописи. Первая же выставка молодой художницы произвела настоящий фурор. Именно там Оливия и познакомилась со своим будущим мужем Эндрю Уорреном.
С тех пор прошло почти десять лет. Оливия и Эндрю успели не только пережить бурный роман и пожениться, но и пройти через его многочисленные измены, два ее выкидыша и, наконец, скандальный развод.
Подавленная, почти сокрушенная связью мужа с ее собственным агентом, Оливия оформила положенные документы и покинула когда-то любимый, но ставший теперь ненавистным город. Удалившись больше, чем на две тысячи миль от Нью-Йорка, в большом и гостеприимном доме Бекки Майлз, вышедшей замуж за монтанского скотовода, она сумела-таки обрести утраченный душевный покой.
Молодая женщина вдохнула полной грудью чистейший воздух, распрямилась, стряхнув с хрупких плеч груз пережитых унижений, и гордо подняла голову. Потому что тут же поняла: она может и, главное, хочет продолжать жить. Жить здесь, вдали от каменного человеческого муравейника… И не только жить, но и процветать. Ибо эти потрясающие места не меньше, чем Нью-Йорк, а намного больше заслуживают своего собственного певца.
Едва распаковав чемоданы и даже не успев, как следует поговорить с Бекки, Оливия достала краски и этюдник, натянула холст на подрамник, и отправилась вниз, в долину, запечатлеть закат. Вернулась она, полная неповторимых впечатлений, сияющая и совершенно непохожая на ту бледную и унылую тень, которую всего двенадцать часов назад Бекки встретила в аэропорту Миссулы. Щеки ее порозовели, глаза засверкали. Оливия, взахлеб говорила о потрясающих красках, об обалденной игре света и тени, о том, что на горах еще видны снежные шапки, и это невзирая на июнь месяц.
— Бекки, ты счастливица! — воскликнула она, усаживаясь за стол и придвигая к себе тарелку. — Ты сделала самый удачный выбор из нас всех!
— А я в этом и не сомневалась, — со спокойным удовлетворением ответила та. — Ни одной минуты. Билл — превосходный муж, отличный отец, а это ранчо… Теперь ты сама можешь сравнить его и мою старую квартиру.
— О… — восхищенно и даже немного с завистью протянула Оливия. — Ты молодец, Бекки, поняла, что главное в жизни.
— А тебе кто мешает? — спросила подруга, внимательно глядя ей в лицо. Она решилась немедленно вскрыть нарыв и начать неизбежный разговор. — Ты теперь, благодарение Господу, одна.
— Почему «благодарение»? — удивленно спросила Оливия.
— О, моя дорогая, не хочу причинять тебе лишней боли, но дело в том, что ты последней узнала, что за человек твой драгоценный супруг. Все остальные поняли это давным-давно.
— Бек, правда? — В голосе подруги было столько муки, что Бекки чуть было не пожалела о своем поступке. Но нет, лекарство часто обязано быть горьким.
— Увы, Олли, милая, это так. А теперь пришло время исцеления. Потому что твой брак был тяжелой болезнью. Нам даже иногда казалось, умственной. Тебе пора начать жить. Жить! По-настоящему, думая о том, что хорошо и здорово для тебя, а не какого-то сластолюбивого негодяя, который не в состоянии держать ширинку застегнутой. Ты бы посмотрела на себя сегодня утром! Мне чуть плохо не стало. Зеленая, тощая, шатающаяся — тень, а не человек. Но ничего, мы тут мигом приведем тебя в порядок. Вот завтра мои мужчины вернутся с верхнего пастбища…
Последних слов Оливия уже не слышала — она мирно спала с вилкой в руке, положив голову на стол.
Бекки удовлетворенно вздохнула: какое счастье, что Олли хватило ума приехать именно сюда, в Монтану! Не прошло и дня, а ее благотворное влияние уже сказывается. Ведь, судя по черным кругам под глазами, ее подруга не спала, как минимум последнюю неделю.
Оливия снова потянулась и глубоко вдохнула. Господи, хорошо-то как! Подумать только, а ведь всего два года назад она думала, что жизнь ее кончилась, и не просто, а ужасной, непереносимой катастрофой. Смешно! И немного грустно. Оттого, что не будь Эндрю, гнусной скотиной, она могла бы всю жизнь провести в душном и пыльном Нью-Йорке, почитая себя счастливицей. И никогда не узнала бы этот чудесный край, не нашла бы это старое, заброшенное ранчо в Айдахо и не была бы сейчас так восхитительно, упоительно счастлива. Ее не ждал бы долгий весенний день, не ждали бы соседи — милые и очень симпатичные люди. И серьезная, ответственная работа.
