— Васька! Гулять! Быстро, а то передумаю.
Василий скатился по лестнице пестрым серо-черным кубарем и пулей вылетел во двор. В следующий момент луна вывалилась из-за облачка, и замерший от ужаса Макс успел увидеть только распластавшееся в отличном прыжке тело своего четвероногого друга, спешащего на незаконченную встречу с мышью, скрывающейся в недрах грядки с испанским физалисом. Через секунду до Макса донеслось азартное пофыркивание и поскуливание.
Могучий мозг дизайнера легко нарисовал картину завтрашнего утра: Ленка Синельникова встает, подходит к окну и видит свой перекопанный вдоль и поперек участок без малейшего намека на цветники и клумбы. Потом она снимает со стены ружье… или берет его взаймы у Пашки-участкового, пристреливает Василия, вытаскивает забившегося под кровать Макса во двор, после чего и происходит пресловутый «печальный инцидент с газонокосилкой».
Шутки шутками, но эту ушастую сволочь надо увести. Макс проклял свое легкомыслие и полез в кусты. Времени одеваться не было, Василий с детства славился скоростью рытья ям, а на Максе не было даже трусов.
Казалось бы, ну что такое живая изгородь для сильного молодого мужчины, прошедшего службу в войсках радиоразведки в Забайкальском военном округе? Но у каждого есть слабое место. Пусть тысяча шипов вонзится в широкую грудь или мускулистую ягодицу, мужчина это перенесет глазом не моргнув. Однако даже совершенно безопасные листочки и цветочки, прикасающиеся к определенным частям мужского тела, превращают конкистадора в робко жмущееся и мнущееся существо, и вот он уже сдавленно ойкает, чертыхается и тихонько матерится, потеряв контроль над собственным телом и то и дело наступая и обдираясь о все более острые предметы, которых, как известно, больше всего в темноте.
Короче говоря, через неимоверно долгие пару минут Макс Сухомлинов прорвался на сопредельную территорию и страшным шепотом приказал:
— Иди сюда, мерзавец, я тебе уши оторву!
Васька вынырнул из недр клумбы, поставил уши торчком и с интересом уставился — но не на разъяренного хозяина, а на дверь Ленкиного дома. В следующий миг ослепительный квадрат света заставил Макса замереть в позе Венеры Милосской, и на пороге появилась Ленка Синельникова.
Слава богу, она оделась, хотя шить ночные рубашки из такого материала — только время терять. Полностью прозрачная голубая паутина с кружавчиками, да еще и подсвеченная сзади, создавала умопомрачительный визуальный эффект.
Сама Ленка ничего, кроме освещенного квадрата травы перед собой, не видела, зато слышала нормально. До Макса донесся ее насмешливый и укоризненный голос:
— Ну что, бандит, решил добить мой физалис? Ах ты, хулиганский пес!
Предатель Васька издал восторженное повизгивание и вышел на свет, от раскаяния извиваясь всем телом и скалясь в подобострастной улыбке. Ленка засмеялась — словно колокольчики прозвенели — и присела на корточки. Макс заставил себя уставиться на звезды и думать обо всем НЕСЕКСУАЛЬНОМ. Штрафы за парковку, договора купли-продажи, арифмометр, блок памяти компьютера, недопитый кофе в офисных чашках…
…Кожаная стильная мебель. Мерцающий экран монитора. Черно-белая гамма, геометрические строгие формы — и в черном кожаном кресле перед компьютером обнаженная женщина со светлыми волосами и серо-зелеными, шалыми глазами. Ее напряженные соски то и дело касаются края стола, одна нога согнута в колене, другой она болтает, потом резко крутится на кресле и…
— Ну вот, такой хороший пес и такой чумазый. Что, не кормит тебя твой Сухомлинов? Ну подожди, сейчас, сейчас. Я тебе вынесу пирожков с мясом, будешь?
У Макса рот наполнился слюной. В холодильнике стояла батарея пивных банок, но еды никакой не было, на жаре как-то вроде и не хотелось, но при слове «пирожки» он вспомнил, что по-настоящему обедал позавчера, в пельменной на Центральной площади.
Ленка легко поднялась с корточек и ушла в дом. Ренегат Василий столбиком уселся на пороге, весь обратившись в глаза, уши и одно большое любящее сердце. Она не зря ему понравилась, эта прекрасная тетка. Он сразу почуял, еще утром, что от нее пахнет не вонючим табаком и еще более вонючими духами, а ЕДОЙ, теплом и лаской.
Макс осторожно переступил с ноги на ногу — и мысленно взвыл. Что-то впилось ему аккурат в подъем ноги, и теперь он судорожно пытался перенести вес на другую ногу, но при этом ветка шиповника начинала колоть его, скажем, бедро, а это уже угрожало отечественному генофонду… И нельзя было шуметь, потому что даже представить страшно, какой интенсивности крик издаст Синельникова при виде голого и возбужденного мужика в кустах возле ее крыльца.
Между тем Ленка снова появилась на крыльце, неся в руках тарелку, на которой лежали крохотные круглые пирожки, источавшие такой запах, что Макс на секундочку забыл о своих муках. Правда, через секунду стало только хуже, потому что Ленка уселась на скамеечку, поставила тарелку себе на коленки и стала кормить этого предателя-пса, воркуя при этом не хуже какой-нибудь горлицы.
— Ешь, не спеши… Вот умница. Жуй. Хорошие пирожки? Это все благодаря одной плохой тете, ты ее видел. Толстая такая тетя, Тимошкиной зовут. Она нехорошая. Она двуличная, подлая и бесстыжая нимфоманка. Она с детства такой была…
Макс превратился в слух, завороженный темными тайнами души Наташки Тимошкиной, которую всю жизнь все в школе любили за смешливость и готовность ко всякого рода хулиганствам. А Ленка Синельникова продолжала:
— …Конечно, она-то старой девой не останется. «Я за тебя беспокоюсь, Леночка!» А сама прям из трусов выпрыгивала и за руки его хватала… Не торопись, их много. И ты тоже хорош!
При этих словах Васька поднял голову и помахал хвостом, соглашаясь с такой высокой оценкой его личных качеств. Мол, хорош, хорош, очень даже хорош.
— Почему ты ее не укусил, а? Она же твоего хозяина чуть не изнасиловала прямо на заборе!
Брови Макса поползли вверх. Надо же, а он и не заметил ничего такого. Надо присмотреться к Наташке…
— Кушай, Вася, кушай. Вообще-то это должен был быть французский пирог с луком и копченым беконом, но из-за плохой тети Тимошкиной и твоего дурака-хозяина пришлось делать банальные пирожки. Зато фарш из баранины с телятиной удачный получился. Чувствуешь, какой рассыпчатый и душистый? Это я внутрь каждого пирожка кусочек копченого сала положила. Такие, Василий, пирожки подавали к супу или борщу…
Макс представил себе огромную тарелку алого борща, серебряный кувшинчик со сметаной, тарелочку с Ленкиными пирожками, запотевшую пузатую рюмочку… Из горла голого и голодного страдальца вырвался не то стон, не то рычание, и Ленка Синельникова в испуге вскинула голову, а подлец Васька торопливо проглотил пирожок и залился подхалимским лаем. После этого Ленкино лицо украсилось ехиднейшим выражением.
