— За все время, которое прошло с той самой ночи, когда меня лишила невинности одна юная девственница. Как сейчас помню, был тоже июль, и стало быть, у нас с тобой, Синельникова, юбилей…
Она едва стояла на ногах, но если не ответить сейчас — тогда только повеситься. Поэтому Лена Синельникова подняла голову — и спокойные серые глаза сверкнули сталью боевого клинка.
— Да, Максим. У нас юбилей. Двадцать лет, три дня, четырнадцать часов и несколько минут раздельной жизни в мире и согласии.
Ей нелегко дались эти слова, но она их выговорила, не замечая того, что в беспамятстве сжимает рукой шипастый стебель шиповника. Сейчас было не до боли от какой-то занозы…
— И еще. Насчет вендетты. Соседи действительно не должны ссориться, но так уж получилось, Максим Георгиевич. Вы — Сухомлинов, я — Синельникова. Давайте постараемся не дать нашим будущим детям повода для вражды.
Максим нахмурился, и в глазах его промелькнули боль и ярость — Лена даже вздрогнула при виде этой мгновенной вспышки. А потом он просто перегнулся через живую изгородь и крепко взял ее за запястье.
Сказку про Морозко все помнят? Когда тамошняя героиня притронулась к волшебному посоху, немедленно замерзла. Так вот, Елена Синельникова от прикосновения Максима Сухомлинова немедленно расплавилась. И сумела только прохрипеть, как будто он держал ее не за запястье, а за горло:
— Пус… ти… немед… ленно…
— Стой спокойно.
— Ты… чего…
— У тебя кровь идет. До чего ж ты, Синельникова, вредная! Сама голыми руками розы свои повыдирала, а сваливаешь на несчастного, безобидного пса… Фу, придурок! Брось сейчас же! Васька!!! Не смей!
Спаниель Васька вытащил грязный нос из довольно уже глубокой ямы, которую он все это время самозабвенно рыл позади Лены, прямо на клумбе с физалисом. Физалис был импортный, лично Леной привезенный из Испании три года назад. Вдали от родины приживаться он никак не хотел, и только в этом сезоне соизволил дать пару бутончиков…
Васька недоуменно посмотрел на людей, не дающих ему докопаться до мыши, которая там, внизу, точно есть. Должна быть. Ну, скорее всего… И чем так расстроена эта прекрасная тетка? Немедленно утешить! Показать всю силу своей любви! Ничего, тетка, не гор-рюй, мышь я обязательно выкопаю!..
И вот, в довершение всех бед, на Лену Синельникову с истошным и счастливым тявканьем опять напрыгнул этот ненормальный пес, только теперь он был еще и грязен, как выдернутая из грядки морковка, и потому льняному сарафану от Сони Рикель пришел конец. Лена взвыла и выдернула свою окровавленную руку у Макса, после чего выпалила:
— Держись от меня подальше вместе со своим псом, понял?! А ты не смей копать мои клумбы, придурок! И вообще, если ты не прекратишь, Сухомлинов, я обращусь в милицию.
— Это к Пашке, что ли?
— Для начала к Павлу Сергеевичу, а потом…
— Кстати, мысль насчет наших будущих детей мне понравилась. Когда начнем?
— Что?! Ах ты… Учти, Сухомлинов, я буду очень внимательно следить за тобой!
— О, не сомневаюсь. Ты же уже неделю тренируешься. Кстати, а чего ты глаза портишь, сквозь занавеску смотришь? Мне-то тебя видно прекрасно, а вот от тебя некоторые детали могут ускользнуть. Например, в ближайшие дни я собираюсь загорать без трусов…
Лена в исступлении замахнулась на него окровавленным кулачком, не в силах быстро подыскать достойный ответ, и тогда произошло удивительное: Макс Сухомлинов произвел некоторое… мерцающее движение — и оказался по ее сторону живой изгороди, прямо перед ней. В следующее мгновение он уже сжимал ее запястье, а еще через долю секунды ловко вывернул ей руку назад, ухитрившись при этом не только обезопасить себя от удара, но и прижать Ленку Синельникову к себе, прихватив ее за задницу.
Темным огнем полыхнули перед ней глаза Макса, и на своем лице она почувствовала его теплое дыхание. Немыслимые губы изогнулись в ехиднейшей в мире усмешке. Расстояние между их лицами неумолимо уменьшалось, и Лена с ужасом понимала, что противостоять этому проклятущему Сухомлинову она не может, в особенности учитывая, что он держит ее за попу, а его бедра прижимаются к ее животу так тесно, что никакого воображения не требуется, чтобы понять, КАК он возбужден…
Через мгновение они целовались. Бурно, неудержимо, почти зло, выкладываясь без остатка, превращая прелюдию любви непосредственно в любовный акт. Выпивали дыхание друг друга, овладевали без стеснения, рычали и стонали…
Это все длилось ровно четыре с половиной секунды, Аглая Кулебякина хронометрировала.
Потом Макс отстранился от Лены и расплылся в такой самодовольной и наглой улыбке, что она рванулась — и чуть не упала, потому что он ее отпустил.
— Ты!.. Ты!.. Ты так…
— Клево целуюсь — о, да! Я долго тренировался, потом практиковал в различных регионах. Тут ведь что главное — раскрыть чакры. Потом запускаешь энергию ци, каналы открываются…
— Ты…
— Колдун, волшебник, чародей — все знаю. Ты слушай дальше и дыши. Дышать надо, Ленк, иначе задохнешься. Так вот, после этого дела страшно повышается работоспособность. Даже я боюсь прям представить, какой бисквит ты сварганишь в ближайшие пару часов! А вот на следующем занятии я, возможно, раскрою тебе некоторые тайны тантрического секса…
Дыхание наконец-то вернулось, а вместе с ним — неожиданно хорошее настроение и способность язвить. Ленка Синельникова лихо подоткнула грязный сарафан повыше, нахально подбоченилась, дунула на светлую челку, откидывая ее вбок, и процедила, сверкая своими серо-зелеными глазищами:
— Но даже самый тантрический из всех тантрических сексов не принесет мне столько морального и физического удовлетворения, сколько ма-аленькая, малю-у-сенькая заметочка в газете: «В результате трагического инцидента с газонокосилкой гражданин С. лишился правого яйца. Левое отвалилось само, газонокосилка не пострадала». Чао, придурок! Василий — не смей копать!
С этими словами Ленка Синельникова удрала домой, потому что Макс Сухомлинов хохотал слишком искренне и слишком заразительно, чтобы она могла удержаться и не броситься к нему в объятия…
Это была не ночь, а конец света. Максу приснилось, что ему на грудь сел большой потный слон, и он в ужасе проснулся.
«Слоном» оказалась его собственная футболка, мокрая от пота и горячая, как компресс. Максим с отвращением сорвал ее с себя и отправился в душ.
Воды в душе оказалось… кастрюли полторы, дальше в трубах засвистело, захрипело и затихло окончательно. Поди ж ты, умилился Макс, элитный поселок — а водонапорную на ночь отключают, как и при советской власти.
