отмести. Ну не бывает так в жизни. Сказка про Золушку останется сказкой, в жизни все не так, да и Калинин не мой принц.
– Значит, все-таки нравится, – усмехается Вера. Она открывает ноутбук и что-то быстро печатает. – Ооо, вот он какой, Калинин Роман Константинович. Ну, что я могу сказать… – усмехается, щёлкая мышкой. – Не знаю, что ты нашла в нем страшного. Шикарный мужик. Я-то думала, там сальный толстопуз. А тут высокий, харизматичный, статный, а взгляд… Столько власти в нем и глубины, – Верка продолжает щёлкать мышкой, рассматривая фото Калинина.
– Хочешь с ним в театр? – бубню я. – Вот и иди, – даже не смотрю в монитор. На подоконнике стоят его цветы. Сама не замечаю, как постоянно их касаюсь и вдыхаю нежный запах. Если быть честной, мне никто и никогда не дарил таких букетов и руки не целовал. Только вспомню его прикосновения – внутри все сжимается. Очень необычное чувство. Новое. Страшно. Как заглянуть в глаза своему страху?
– Ты же знаешь, я потеряна для всех мужчин, – вздыхает подруга. Я знаю. Вере нравится Дима, она в нем растворена. И наш сосед далеко не дурак, он чувствует это. Но… кроме дружбы, ничего не может предложить.
– Да мне и надеть нечего. Я только опозорюсь, – зачем-то говорю я.
В дверь кто-то звонит. Подруга соскакивает с места и идет открывать. Вытираю со стола и посматриваю на настенные часы. Осталось два часа. Что я буду делать, когда он за мной заедет? Не хочу объяснять, почему нет. Потому что не смогу отказать, смотря Калинину в глаза. А внутри все клокочет от волнения.
Верка входит на кухню, ставит на кухонный диван два больших бумажных пакета и загадочно улыбается.
– Это что?
– Это к вопросу «нечего надеть».
– Что?
– Господин Калинин позаботился обо всем. Он прислал курьера с одеждой и обувью, – выдает Вера, посматривая на пакеты. – И судя по логотипу на пакете… – усмехается подруга. – Я даже боюсь узнать, сколько это стоит.
А я не понимаю, что это за логотип, поэтому даже не представляю стоимость всего этого. Зачем мне было интересоваться тем, чего у меня никогда не будет? Да и не понимаю я, как можно выкидывать такие деньги на тряпки. Верка говорит, это мещанское мышление…
– Пошли посмотрим, что там, – нетерпеливо просит подруга, не дожидается моего ответа, хватает пакеты и убегает в комнату. Иду за ней. Мамочки. И что теперь делать?
– Вер, может, не надо?
– Давай хотя бы посмотрим, – предлагает она, уже вынимая из одного пакета прямоугольную коробку с красной атласной лентой. Развязывает, открывает…
Там платье. Очень красивое.
– Померь. Похоже, господин Калинин угадал с размером.
– Вер… – я настолько растеряна. В голове сразу всплывает фраза Калинина о том, что он теряет деньги. И мой комплекс вины набирает обороты. Я ненормальная.
– Лиза, такое платье грех не померить. Давай.
Вынимает его из коробки, расправляет и вытягивает в ожидании моих действий. Моя внутренняя маленькая девочка визжит от восторга и требует померить эту красоту. Сдаюсь. Скидываю футболку, шорты и аккуратно надеваю платье. Я не знаю, сколько это стоит, но оно того стоит. Это шикарное платье. Изумрудное, с широкой струящийся юбкой в пол и с длинными рукавами из такого же кружева. А самое главное – оно точно подходит мне по размеру, подчеркивая талию, держа форму груди, словно его шили специально для меня. Глажу юбку ладонями и получаю удовольствие. Это не платье, а мечта…
– Вау, а как тебе идет этот цвет, – восхищается Вера. – Покрутись, – делает знак пальцами. – А туфли! – Верка раскрывает коробку с черными лодочками. Вроде бы классика, но смотрится дорого. – Это же Manolo Blahnik! – визжит Вера.
– Кто?
– Ой, лучше тебе не знать. Я такую прическу тебе сделаю под это платье, твой Калинин сойдёт с ума.
– Вера… – глубоко вдыхаю и закрываю глаза…
Глава 8
Константин
Премьера нового прочтения «Мастера и Маргарита» уже через час. Я не любитель, но думаю, Елизавете должно понравиться, по крайней мере, у меня сложилось о ней такое впечатление. Она довольно образованная и тонкая. Вежливая, тихая, скромная – это, наверное, и убедило меня остановиться на ней.
Не люблю опаздывать. Пунктуальность – мое основное требование к партнерам, подчиненным и даже к женщинам. Несобранные люди более развязны и несерьезны.
Ненавижу галстуки, бабочки и прочие удавки. Они меня душат. Поэтому надеваю черную рубашку с воротником-стойкой и брюки, откладывая графитовый костюм. Открываю ящик с аксессуарами и выбираю подходящие запонки.
– Культурная программа? Или как всегда – работа? – в гардеробную входит Марина. Она никогда не стучит и не спрашивает разрешения, где бы я ни был и чем бы ни занимался. И только ей я это прощаю.
– Культурная программа ради работы, – отзываюсь я, посматривая на нее сквозь зеркало. Надеваю запонку на левую руку, а вот с правой вожусь дольше.
– Давай помогу, – берет мое запястье и ловко застёгивает. – Графитовой цвет очень подходит к твоим глазам, – осматривает меня внимательно, склоняя голову.
– Ты уже говорила.
– Да, говорила… Когда-то давно, когда тебе нравилось все, что я говорю…
Поднимаю глаза, ловлю ее взгляд, всматриваясь. А там… Там давно пустота.
– Почему ты не носишь парик? – указываю глазами на платок в виде чалмы на ее голове. – Ты же хотела. Не понравилось качество?
– Я вдруг поняла, что не хочу носить на себе части других людей.
– Марина, это все лирика… – глубоко вдыхаю, надевая пиджак. – Ты принимаешь таблетки? – надеваю часы, взмахиваю рукой, призывая ее выйти из гардероба.
– Я принимаю таблетки, но не принимаю эту жизнь.
– Прекрати! – нервно выдаю. Я срываюсь только с ней. Как, в принципе, было всегда, только эта женщина могла вывести меня на эмоции. Смеется. Подходит к зеркалу и рассматривает себя, начиная водить пальцами по шрамам.
– Не нравится? Отпусти меня.
– Мы это уже обсуждали.
– Обсуждали… – разворачивается ко мне, подходит очень близко, хватает за ворот пиджака. – Меня не устроил исход нашей беседы, – шепчет, продолжая холодно улыбаться.
Обхватываю ее запястья, отрывая от себя.
– Я не меняю решений.
– Я все время задаюсь вопросом: с чего ты взял, что можешь вершить чужие судьбы? Кто присудил тебе статус бога?
– Ты ошибаешься, на бога я не претендую, мне давно заказан котел в ад.
– Как всегда прав, – ухмыляется Марина. – Вернёшься – загляни ко мне, сыграем в шахматы, – разворачивается и покидает мою комнату.
***
Отправляю водителя за девушкой, а сам открываю окно авто и дышу холодным осенним воздухом. Елизавета живет в типовой старой пятиэтажке. Рассматриваю дом, окна, балконы. Картина нищеты навевает воспоминания из детства.
Моя бабушка жила в таком же доме, на первом этаже, с палисадником, огражденным вкопанными шинами, окрашенными голубой краской. Она выращивала цветы и зелень. В шесть лет я оборвал нарциссы и подарил девочке, за что получил шлангом от стиральной машины «Чайка».
На лавочке возле подъезда сидит парочка местных алкашей, о чем-то
