Отпусти меня 2
Наталья Шагаева
В тексте есть: сложные отношения, властный герой, невинная героиня
Ограничение: 18+
ГЛАВА 1
Роман
— Марина! — почти рычу, смотря, как она попивает вино, облокотившись на стойку моего бара. Выводит. Намеренно вытаскивает из меня всех демонов. — Какого черта?! — дышу через нос, из последних сил пытаясь держать себя в руках. Отступает, когда я надвигаюсь на нее. Боится. Правильно делает. Я никому не позволю решать за меня!
— Решила дать девочке шанс, — держит лицо, надевая маску бесстрашия. Наливаю себе виски, не разбавляю, выпиваю залпом и срываю с себя пиджак.
— Я давал тебе такое право?! — повышаю голос, чувствуя, как хриплю от ярости.
— Я взяла его сама! — дерзко заявляет она и наливает себе еще вина. Одним резким движением смахиваю со стойки ее бокал, забрызгивая нас и все вокруг красным полусладким. Хватаю ее за платье и резко встряхиваю, притягивая к своему лицу. Марина зажмуривается и часто дышит от страха. Я поклялся ее не трогать, но в данный момент это очень сложно.
— Слишком много на себя берешь! — вкрадчиво произношу я ей в лицо. — Я отнимаю у тебя все права! — отталкиваю ее от себя и наливаю еще виски. Меня не отпускает. Все складывалось как нельзя лучше, все шло по выстроенному плану. Но… — Жалко тебе девочку?! Только это не я разбил ее иллюзию, я как раз ее выстраивал. А теперь сломаю. Если ты этого добивалась, наслаждайся.
В кармане вибрирует телефон, Марина невозмутимо поправляет платье и направляется на выход из моего кабинета.
— Стоять! Я с тобой ещё не закончил! — рявкаю на нее, и она послушно возвращается к бару, намеренно наступая туфлями на осколки бокала. — Да, — отвечаю на звонок.
— Мы ее нашли, — четко сообщает Мирон. Закрываю глаза, глубоко вдыхая.
— Вези девочку в усадьбу, — распоряжаюсь и скидываю звонок.
— Будешь утешать «бедную девочку», — повторяю слова Марины. Молчит, играя вновь налитым бокалом вина. — Расскажешь ей, какое я чудовище, для профилактики, чтобы не вздумала больше бежать. Приукрась, как ты любишь. У вас будет на это время. Вы теперь обе под охраной в этой комфортабельной тюрьме, как ты называешь усадьбу.
Моя рубашка вся в брызгах от вина, раздражает. Снимаю запонки, со звоном кидая их на стойку.
— Когда я выходила за тебя замуж, мне, как этой девочке, казалось, что в тебе есть душа…
— Ох, оставьте, Марина Евгеньевна, лирика – это не ваше, — иронизирую со злостью. — Ты выходила замуж за мои деньги. Разве я тебе их не дал?
Морщится, залпом допивая вино. Слишком много алкоголя для нее. Нужно принимать меры. Завтра же прикажу прислуге избавиться от всех запасов алкоголя.
— Ммм, ты неисправим. Иногда кажется, что ты даже не человек, а расчётная машина. Чем тебе не угодила Валерия? Она бы гармонично вписалась в твой мир. Вы созданы друг для друга. Точнее, ей нравится тебе служить, принимая все твои заебоны.
— Валерия… — усмехаюсь, начиная расстёгивать рубашку. — В отличие от тебя она знает свое место.
— А команду «фас» она тоже исполняет?
— Все, свободна. Утомила, — отмахиваюсь от нее, на самом деле спасая от вспышки моей ярости. Я почти теряю контроль, которому учился очень долго. Распахиваю дверь кабинета. — Тамара! Свежую рубашку, — командую прислуге, сбрасывая с себя грязную.
Марина встаёт с кресла, прихватывая с собой ополовиненную бутылку. Уже рассвет, а мы еще даже не ложились, голова раскалывается. Вырываю у неё бутылку. Марина посылает мне милую улыбку, обнажая белые зубы, и ведет ногтями по моей груди.
— Как несправедливо. Тебя шрамы не испортили… — выдыхает мне в лицо с упреком и уходит. Всегда с упреком. И я принимаю это. Давно все принимаю. И расплачиваюсь. Только ей мало, она хочет душу, которой у меня нет.
В кабинет забегает сонная Тамара, протягивая мне рубашку, киваю, одеваюсь.
— И осколки прибери, — указываю на пол. Сажусь в кресло, откидываюсь на спинку, прикрываю глаза, пытаясь расслабиться.
Ну куда ты помчалась, моя Елизавета, рано тебе бежать, придёт время, и я предоставлю тебе такую возможность. А может, и нет. Сегодня возникла мысль о долгосрочном контракте. Пожизненном. Елизавета очень ценный актив, эксклюзивный. И ведь не так все плохо могло быть у девочки, она почти приняла мои правила игры…
Прислуга шуршит и звенит осколками, раздражает. Но я дышу. Один глубокий вдох, задерживаю дыхание, не дышу, пока легкие не начинают гореть. Выдыхаю. И так несколько раз, пока меня не отпускает. Елизавете не нужны мои эмоции. Ей не понравится.
Отключаюсь на некоторое время. Нет, не засыпаю, именно отключаюсь. Я давно уже не сплю нормально и не вижу снов. Меня словно выключают, погружая в полную темноту, и включают в заданное время.
Прихожу в себя, только когда раздается стук в дверь.
— Входи, — я знаю, что это Мирон привёз мою невесту. Глаза не открываются, продолжая зависать в темноте. Головная боль отступила, и я пытаюсь удержать это состояние. Одно резкое движение – и меня прострелит прямо в виски, словно шарахнет током. — Девочку ко мне в кабинет, — распоряжаюсь я, когда слышу, как Мирон входит. — Сам свободен. Без моего разрешения никого не выпускать из дома!
— Понял, — отзывается Мирон. Еще один мой сторожевой пес. И я тоже ценю его работу. Он, наверное, единственный человек, которому я доверяю. Такие подчинённые сейчас редкость. Но Мирон бывший эфэсбэшник, и он привык не обсуждать приказы.
Слышу ее тихие шаги и тяжёлое, частое дыхание. Мирон удаляется, закрывая дверь. Тишину разбавляет лай моих сторожевых псов, ночью их спускают с цепей. Если бы не лай, могу поспорить, я бы услышал стук ее сердца. Всхлипывает, как ребенок после истерики, но стоит на месте. Открываю глаза, резко сажусь ровно и морщусь от резкой боли в висках. Игнорирую боль, рассматривая девочку.
Заплаканная, уставшая, дышит ртом, хватая воздух, словно простужена. Растрёпанная, в каких-то дешёвых тряпках, немного подрагивает, сжимая кулаки. Встречаемся взглядами, застывает, кажется, совсем не дышит. Смотрит с ненавистью, но глазами оленёнка. Красивая. Такая настоящая, сильная эмоция. Коктейль эмоций: страх, ненависть, растерянность. Вкусно.
— Отпустите меня, — снова переходит на «вы», всхлипывает и обнимает себя руками, подрагивая, хотя в кабинете довольно тепло. — Я не буду все это делать. Отпустите меня, — отчаянно просит она.
— Что именно ты не будешь делать? — держу ее взгляд: красивые глаза, лазурные, с пеленой еще не высохших слез.
— Ничего, — мотает головой, глотая воздух, словно ей трудно говорить.
Как бы это странно ни звучало, я успел привыкнуть к Елизавете. Есть в ней что-то очень утонченное и чистое, хорошие гены и настоящая женственность. Но, сука, Марина сломала все мое воспитание. Встаю с места, медленно иду к девочке. Отступает. Хочется сорвать с нее эти дешёвые, бесформенные тряпки, они портят ее безупречную фигуру, моя невеста достойна только брендов.
— Ну, пожалуйста, — отступает от меня, в страхе распахивая глаза.
— Нет. Не трать силы. Не все так страшно, как тебе может показаться.
Продолжаю идти, смотря, как Елизавета отступает, пока не натыкается на диван и, вскрикивая, падает в него, вжимаясь в спинку.
