— Я нисколько не сомневалась, милая, — тепло поглядела я на нее и тут же смутилась. — При обычных обстоятельствах я бы сказала «поздравляю тебя», но сейчас я могу сказать тебе только «спасибо» за то, что ты подарила мне не одного сына, а двоих.
И тут Анна выдала то, что, по всей видимости, приберегла именно на этот момент. Ее заявление повергло меня в глубокий шок.
— Но я решила, что не могу расстаться с ними обоими. Одного я оставляю себе.
Кровь бросилась мне в лицо.
— Но… но, Анна… ты же говорила… — Я начала заикаться. — То есть я хочу сказать… мы затеяли все это только потому, что ты не хотела вешать себе ярмо на шею и желала отправиться в Америку свободной.
— Знаю, — пожала она плечами. — Тогда я именно так и думала. Но ты же сама предупреждала меня, Крис, помнишь, что, когда родится ребенок, все может перемениться. Так и вышло. Когда я их увидела, маленьких таких, я поняла, что не могу отдать тебе обоих сыновей. Ты можешь взять себе одного.
Я дар речи потеряла.
— Господь Всемогущий! То есть… ты не устаешь поражать меня, Анна. Это так отличается от того, что ты все время говорила.
— Я хочу оставить себе одного, — уперлась она.
У меня сердце упало. Насколько я помню, меня бросало то в жар, то в холод. Пот ручьем лился у меня по спине.
— Ты просто шокируешь меня, Анна. То есть… после всех тех писем, которые я писала Стиву… он так ждал… и я… честно!..
— Не понимаю, чего ты так дергаешься? — перебила меня Анна. — Я же сказала, что ты можешь забрать себе одного. Ты же одного и хотела. Так какая разница?
— Но, Анна… они же близнецы! Их нельзя разлучать, они будут страдать.
— Я уже все решила. Даже с доктором этот вопрос обсудила. Спросила, что будет с близнецами, если их разлучить. Он сказал — ничего не будет. Говорит, что это все выдумки насчет того, что они страдать начнут. Если они не будут знать друг друга, то ничего не случится.
Глупо, конечно, было так рисковать, но я посчитала своим долгом предложить ей оставить обоих мальчиков.
— Я не хочу, чтобы ты шла против себя и против детей. И не важно, что Стив разочаруется, уж лучше я скажу, что ребенок родился мертвым, чем разлучать этих двоих. Можешь забирать себе обоих.
— О господи, что ты за тупица! — В голосе Анны послышалось раздражение. — К чему такие жертвы? Мне не нужны двое. Это идеальный вариант. У каждой из нас будет по ребенку.
— Но ты же хотела свободы… — Я во что бы то ни стало вознамерилась убедиться, что Анна отдает отчет своим словам и действиям.
Как обычно, мы с Анной долго спорили. И как обычно, она победила. Подруга убедила меня, что двое ей ни к чему. С двумя она элементарно не справится. Они, конечно, милые, такие светленькие, голубоглазые, как Руди, но двое — это слишком. Она возьмет себе одного, назовет его Руди, скажет кузине, что муж ее умер. Вилли оставил ей достаточно денег, к тому же кузина замужем за миллионером, они наверняка пожалеют молодую вдову и снабдят ее всем необходимым.
Лично мне понадобилось время, чтобы привыкнуть к мысли, что близнецов придется разлучить. Даже от мысли об этом у меня на душе начинали кошки скрести. Только подумайте, одного возьму я, другого — Анна. Меня аж в дрожь бросало, но отступать было некуда. Все зашло слишком далеко.
Наш спор прервала сестра. Я пошла взглянуть на малышей. На «Второго» я только мельком поглядела, все мое внимание было приковано к «Первому», который во сне сосал мою грудь.
Я взяла его на руки, он отрыл глазки и уставился на меня. У меня в горле ком застрял. Какие же они голубые, как небо летом! Я аккуратненько провела пальцем по головке, носику. Малюсенькие кулачки бесцельно долбили воздух. Я испугалась, как бы он не простудился, и быстренько завернула его в одеяльце. И вдруг слезы полились у меня из глаз.
— Ох, сладкий ты мой! — прошептала я. — Ты мой, и только мой. Она не может отнять тебя у меня. Не имеет права.
«Как драматично», — подумала я теперь. Мне кажется, что ни до, ни после я никогда не пребывала в подобном состоянии, как в день рождения близнецов.
Я всю ночь заснуть не могла, ворочалась, думала над тем, что сказала Анна. Странная она, оставить одного и отдать другого! Но в этом она вся. Как перекати-поле — куда ветер, туда и она.
К утру я пришла к заключению, что не могу сообщить Стиву о рождении «Первого», пока не удостоверюсь, что Анна снова не передумает. Он этого не переживет.
Но она не передумала.
Через неделю сестра ушла, Анна пришла в норму, была, как обычно, весела и наслаждалась жизнью. Снова стройная и прекрасная. Все время болтала, пила вино, курила сигареты и строила планы на будущее.
Она уже написала своей кузине Джулиане, которая вышла замуж за парня по имени Гарри Кеннеди. У них прекрасное поместье на окраине Филадельфии. Сообщила, что прилетит недели через две. Хотела побыть здесь, в горах, до конца апреля.
Как здорово все устроилось, говорила она мне. Даже лучше, чем мы думали. Она поедет в Америку, может, даже снова замуж выйдет. И с ней будет Руди как напоминание о безумной страсти к тому, с кем она решилась сбежать из дома.
— А у тебя будет твой «Первый», как ты его называешь. Чудесно все устроилось, — говорила Анна.
Мне оставалось только качать головой. Странная она. Я никак не могла разобраться в своей подруге. Но и я сама тоже хороша. Пойти на такой беспринципный шаг! Я даже начала терять веру в саму себя и в свое здравомыслие.
Я поговорила с Анной о будущем. Если она так быстро поменяла свое решение насчет одного мальчика, не захочет ли она в будущем увидеть второго?
— Если мы сейчас расстанемся, то это навсегда, ты должна это прекрасно понимать, — выложила я ей начистоту. — Даже писать друг другу не будем. Расстанемся на веки вечные, мы четверо. — Я снова впала в сентиментальный драматизм. — Ты же веришь в Христа, так поклянись на Кресте Господнем, что не станешь разыскивать нас. Никогда не будешь пытаться увидеться со мной и моим сыном.
— Клянусь, Крис! — прониклась Анна. — На Кресте Господнем клянусь. Я знаю, что расставание наше должно быть полным… окончательным и бесповоротным… как хочешь назови. И мы никогда не встретимся снова.
— Но разве ты не станешь скучать по близнецу?
— Нет… никогда! Может, это и странно, но своим сыном я считаю только Руди. А другого — твоим.
Это-то я как раз понимала. У меня было такое же чувство по отношению к «Первому». И еще, надо срочно прекращать звать его этим дурацким именем. Стивен — вот он кто. (Только позже, несколько лет спустя, он получил прозвище Бинг, которое намертво к нему приклеилось. Я хорошо помню тот день. Ему было года четыре, он долбил по барабану, улыбался во весь рот и выкрикивал: «Бинг! Бинг! Бинг!»)
