Алекс Вуд - Истинный джентльмен

– Мишель! – звонко воскликнула Селин, увидев меня. – Мой дорогой англичанин, проходите скорее! Скажите, как я понравилась вам сегодня?

Гости нехотя расступились, и я смог подойти к Селин. Она схватила меня за обе руки и ласково заглянула в мои глаза. В другой раз я бы задохнулся от счастья, но сейчас я ощущал себя героем пьески, второстепенным персонажем, необходимым для выяснения отношений между главными героями. Неизвестно почему, но Селин Дарнье решила использовать меня. Для чего? Чтобы возбудить чью-либо ревность? Или зависть? Или просто по прихоти?

В любом случае Майкл Фоссет не годится на такую роль. Я любил Селин всем сердцем, но становиться ее игрушкой не собирался.

– Вы были как всегда прекрасны, Селин, – сказал я с неизвестно откуда взявшейся холодностью. – Но, по-моему, мадам Бовари не самая выигрышная ваша роль. В «Тоске» вы намного эффектнее.

У Селин вытянулось лицо, а я почувствовал укол совести. Не слишком ли далеко завела меня оскорбленная гордость? Но деваться было некуда. Моей оплошностью воспользовались другие, и вокруг Селин загудели голоса, уверяя ее в том, что она божественно пела.

– Мишель прав, – возразила она. – В «Тоске» я действительно пою лучше.

С этими словами она посмотрела на меня точно так же, как тогда, на венецианском карнавале. И я немедленно пожалел о том, что вокруг столько людей. Если бы только сейчас мы были одни, я бы не стал молчать! Я бы рассказал ей, что за два года от прежнего Майкла Фоссета не осталось и следа. И что я ничего не прошу взамен, а лишь хочу, чтобы она знала о моей любви.

Хотя зачем ей слова? Разве Селин не знает обо всем и без них?

– Значит, «мадам Бовари» в Лондон я не повезу, – серьезно продолжала Селин, но в ее глазах плясали чертики.

– Ты собираться Лондон? – грубо окликнул ее итальянец. Он очень плохо говорил по-французски.

– Да, – кивнула Селин. – Я, страшно сказать, ни разу там не была. Конечно, если Мишель приглашает меня…

На меня смотрели все, кто был в гримерке. Кем они считали меня? Следующим избранником дивы? Заместителем итальянца? Бывшим любовником? Импресарио? Мне было все равно. Я хотел бы знать, кем меня считает Селин!

– Лондонская публика будет счастлива видеть великую Селин Дарнье на сцене нашего оперного театра, – сказал я отстраненно.

Кажется, итальянец взглянул на меня с заметным удивлением.

– А вы, Мишель? – спросила Селин с заметным волнением. – Вы хотите видеть меня в Лондоне?

Это было уже чересчур. Селин Дарнье – превосходная актриса, и ее невозможно было заподозрить в притворстве. Почти невозможно. На этот раз она перегнула палку. Смуглое лицо итальянца исказилось. Я видел, что стрела Селин попала в цель. Но она выбрала неудачное средство, чтобы привести его в ярость.

– Для меня это не имеет большого значения, – проговорил я. – Я могу себе позволить наслаждаться вашим искусством в любой точке планеты.

Селин поджала губы. А я понял, что дальше так продолжаться не может. Я должен выйти из этой недостойной гонки. Мое место у трона тут же займет другой, так что Селин и не заметит моего отсутствия. Я буду любить ее вечно, потому что второй такой нет во всем мире. Но я устал преследовать мечту…

– Как вы жестоки, Мишель, – прошептала Селин, словно мы были одни. Мы вели с ней свой разговор, непонятный остальным, которые с жадностью ловили каждое слово и недоумевали.

– Это не жестокость, – усмехнулся я. – Это правда. Где бы вы ни находились, для меня ничего не меняется.

– Равнодушие? – предположила она осторожно.

– Наоборот.

– Хватит говорить загадки, Селин! – закричал итальянец. – Давайте веселимся, мы завтра уезжаем Вена!

Откуда-то появилось шампанское, захлопали пробки, зазвенели бокалы. Меня ловко оттеснили от Селин. Но я и не пытался остаться рядом с ней. Я только что поставил точку и не хотел начинать все снова.

Больше я Селин не видел. Два года бесплодных терзаний завершились относительным покоем. Неважно, с кем она сейчас, что сталось с ее любимым итальянцем и сколько еще сердец она завоевала. Мотылькам лучше держаться подальше от яркого пламени.

Тем более, когда в моей жизни появилась Вероника Маунтрой. Не скрою, я бы предпочел, чтобы она не обрушила свою любовь на мою голову. Но раз уж так получилось, почему бы не попытаться сделать ее счастливой? Кто знает, может быть, если бы Селин не вошла так крепко в мое сердце, я бы нашел в нем место для той, кто вскоре станет моей женой. Бедняжка Вероника! Она заслуживает настоящей любви, а не того дешевого подобия чувств, которое она получает от меня. Удастся ли мне обманывать ее всю жизнь?

Еще на заре своей карьеры, когда я только начинала петь вторые (а то и третьи) роли в провинциальном марсельском театре, я часто слышала сетования ведущих солистов, вернее, солисток. Ах, нести бремя славы невыносимо! Толпы поклонников так и норовят разорвать любимую звезду на куски, репортеры преследуют по пятам, нигде нет покоя и счастья… Уже тогда я не очень-то верила в эти надуманные страдания и мечтала о блестящем будущем. С тех пор, как выяснилось, что у меня есть голос, и неплохой (стараюсь быть скромной по мере сил), я думала об оперной сцене. А уж если петь, то петь лучше всех. Быть лучше всех – вот мой девиз. Я уверена, если бы не он, никогда бы простой марсельской девчонке не стать той, кем она стала. Великой Селин Дарнье.

Теперь у меня есть все, о чем охали наши стареющие примадонны, да еще в стократном размере. И всемирная слава, и поклонники, и репортеры. Но я вовсе не страдаю от отсутствия покоя. Наоборот, меня тревожит, когда ко мне долгое время не чувствуется интереса. Публика очень изменчива, и, если не напоминать ей о себе время от времени, она быстро о тебе забудет. Конечно, всегда есть кучка истинных ценителей музыки и таланта, но я привыкла иметь армию поклонников, а не жалкую группу!

Что же касается счастья… Никто точно не знает, в чем оно заключается. Любовь? Дом? Дети? Семья? Карьера? Каждое можно оспорить. Я счастлива, когда выхожу на сцену и ощущаю, как зал восхищенно замирает при первых звуках моего голоса. Я повелеваю сердцами, я властвую, и кто докажет мне, что это не самое настоящее счастье? Я ни с одним человеком в мире не согласилась бы поменяться местами!

Хотя опера – это тяжкий труд. Ведь я не просто певица, я актриса. Я должна брать сложнейшие ноты и при этом помнить о партнерах. Быть естественной и пропускать через себя эмоции своих персонажей – вот мой ключ к успеху. Каждый раз на сцене я люблю, умираю, убиваю, ревную, рыдаю… В общем, Селин Дарнье – величайшая оперная актриса современности, как написали про меня в одном парижском журнале. Именно актриса, и я чрезвычайно горжусь этим.