тёмное пятно, почти занесённое снегом.
Уже протягивая к нему руку, я наконец расплакалась.
Впервые в жизни мир ответил на поставленный вопрос.
Хотя… возможно, отвечал и раньше?
Просто я не слушала.
Дома, отмыв, накормив и отогрев найдёныша, я долго не могла понять, кого он мне напоминает.
В конце концов сообразила.
Серый, с полосатым хвостом, белой мордочкой и такими же «бровями» над глазами, котёнок был похож на маленького енота.
— Будешь называться Крошкой Енотом, — сказала я ему. — Если ты, конечно, мальчик… В чём я не уверена.
Котёнку, кажется, было всё равно. Он, почти замёрзший под этой лавочкой, просто наслаждался теплом и едой. Ему было безразлично на молчание мира, на то, что его кто-то бросил, на то, что его никто не любит и неизвестно, что будет завтра… Он просто жил дальше. И мурчал, подставив под мою руку плюшевое пузо.
Я улыбалась и гладила это пузо. И не волновала меня ни метель за окном, ни мёртвая тишина в квартире, нарушаемая только тиканьем старых настенных часов в гостиной…
Почти как раньше… Когда у меня ещё были крылья.
Енот рос, я писала диплом, гуляла в одиночестве и изо всех сил старалась не плакать по ночам. И у меня даже получалось.
Мой новый питомец действительно оказался котом, причём очень шкодным, и порой вёл себя ужасно — драл диван и обои, носился по квартире посреди ночи, не давая спать ни мне, ни соседям, и пытался есть всё подряд — от печенья до полиэтиленовых пакетов.
Я сразу поняла, что поставить новогоднюю ёлку мне не светит — Енот явно захочет попробовать если не её, то мишуру с дождиком точно.
Впрочем, до Нового года было ещё далеко.
Зима кончилась, сменившись весенней капелью, запахом сырой земли, набухших почек и новой жизни. Всё ближе и ближе была защита диплома, и я переживала, понимая, что неизбежно увижу в институте Руслана. Хотя бы мельком, краем глаза.
И — глупо — одновременно и хотела, и не хотела его увидеть.
Насколько же мы, люди, противоречивы. Я ушла от него, я отпустила его, я всем сердцем желала ему освободиться от чувства к себе, но при этом продолжала помнить, думать, мечтать и… скучать.
Мне не хватало его. И не хватало его именно мне, Вере, а не моей тьме. Конечно, она тоже страдала, лишившись возможности пить чужую любовь, но это было ничто по сравнению с тем, как мне иногда хотелось поделиться чем-либо с Русланом, услышать его голос, увидеть улыбку, заглянуть в глаза. Убедиться, что всё хорошо.
Что он по-прежнему… ангел.
— Ника!
Я, изучающая списки на защиту, отреагировала не сразу.
Почти забыла, что меня когда-то так называли.
— Да?
Несколько однокурсниц подлетели ко мне улыбающимися весенними пташками.
— Ты вот, здесь. Двадцатого мая защищаешься.
Сердце ёкнуло, а потом вновь разочарованно забилось. Руслана в моей группе не было.
— Кстати, а ты знаешь, что Жуков забрал документы?
На этот раз сердце остановилось.
— Что?..
— Забрал документы. Ты не слышала? Странно, мы думали, вы общаетесь…
— Мы расстались.
— Да это все знают давно! Но можно ведь общаться… Ладно! Короче, Руслан забрал документы недели две назад. Сказал, что на год или два уезжает во Францию и защитится, когда вернётся.
Я понимающе кивнула. Сердце по-прежнему не билось.
— Ника? Всё в порядке?
— Да, конечно, — выдохнула я с трудом.
Конечно, в порядке.
Мне просто больно, что единственный человек, который меня любит, теперь настолько далеко.
Чёртова эгоистка. Падший ангел, что с тебя взять…
Тем же вечером я искала в интернете хоть какую-то информацию о том, как поживают Руслан с Игорем Михайловичем.
Страницы в соцсетях молчали, зато я нашла заметку, что в июле у Игоря Жукова состоится выставка в Париже, и отдельный зал будет посвящён работам его сына.
Прочитав это, я летала и смеялась весь вечер, удивляя подросшего Енота. Он сидел на подоконнике в гостиной, наблюдая за тем, как я танцую посреди комнаты с блаженной улыбкой на губах.
Наверное, никто и никогда не сможет понять меня… Или даже просто — узнать про это.
Но, осознав, что я умею не только разрушать, но и созидать, я почувствовала себя счастливой.
Даже тьма внутри меня стала чуть светлее.
Через месяц я наконец защитилась, и передо мной встал вопрос о поиске работы. Родители в один голос твердили, что будут меня содержать до тех пор, пока я не найду что-нибудь действительно хорошее и высокооплачиваемое, но сидеть на их шее и после окончания института я не собиралась.
К концу лета я всё же устроилась в одну фирму по своей специальности и попросила маму с отцом прекратить меня спонсировать. К моему удивлению, совсем прекращать поток денег они отказались, но уменьшили его в два раза.
Я продолжала следить за жизнью Руслана. Потихоньку, но находила информацию о нём — то в наших, то в зарубежных соцсетях, то в каких-нибудь интернет-изданиях, то просто что-то слышала от однокурсников, с которыми он продолжал общаться. Руслан ничего не скрывал, поэтому узнать о нём было несложно.
Он учился в каком-то художественном заведении в Париже, жил с отцом, и Игорь Михайлович несколько раз организовывал их совместные выставки в Европе. Одна прошла осенью и в России. И как бы мне ни было любопытно, я не пошла туда.
Иногда я думала: интересно, а сам Руслан вспоминает обо мне? Спрашивает ли он обо мне наших общих знакомых? И однажды я поинтересовалась об этом у однокурсников.
«Нет, Ника. Ни разу не спрашивал».
Меня в тот момент неприятно кольнуло болью. Так легко смог оставить позади…
Но потом я поняла, что это хорошо, и успокоилась.
В конце концов, я сама хотела, чтобы Руслан был счастлив.
Осень заканчивалась, и на исходе ноября мне вдруг позвонил отец.
Он звонил редко, раз в две недели, а то и реже, и последний наш разговор состоялся всего лишь пару дней назад, поэтому я удивилась. Даже испугалась на секунду — вдруг с ним что-то случилось?
— Алло, Ника?
— Да, пап.
Он на секунду замолчал.
— Я хотел спросить тебя кое о чём. Скажи мне… ты где будешь Новый год встречать?
Я посмотрела на Енота, сладко спавшего в моих ногах.
— Дома.
— С кем?
Я хотела ответить «одна», но потом подумала, что это будет нечестно.
