…да, то же самое: целует, обнимает, гладит — и она, не видя ощущает, что это два схожих действа, наложенных одно на другое, как ткань в складку с совпавшими узорами. Это происходит на двух планах одновременно, подобно тому, как видятся в стекле окна сразу и пейзаж, и отражение комнаты. Он баюкает её в объятьях и тогда, и сейчас. И постепенно «тогда» растворяется, а «сейчас» набирается реальности и оживает его теплом, его голосом.
— Просыпайся потихонечку. Давай, приходи в себя. Просыпайся к нам сюда, моя хорошая. Мы с тобой молодцы, мы коньяк выспорили… — Целует в макушку и обращается к кому-то ещё: — Ну что? Чистая победа?
— Да уж, не оспорить, — откликается Макс. Макс? А, да, он же в гости зашёл. Плов, новое вещество… И тут ей вспоминается фраза, которую они хором сказали: «Самый счастливый момент уходящего года.»
Значит, это было воспоминание. Такое невероятно яркое и детальное, как живое. Глаза всё ещё закрыты. И так не хочется шевелиться, так хорошо у него в руках…
— А я что говорил? — в его голосе звучит торжество. — Сразу тебе сказал: у неё лучший момент наверняка будет связан со мной. Не с какими-то там подружками и тусами, даже не с роднёй, и уж тем более не с работой. А ты — «мало ли, мало ли!»
— Да всё ясно, — отвечает Макс, — коньяк твой! Честно выигран. Без вопросов.
— Спасибо за зелье, — Белка по голосу слышит, что Шульц улыбается. — Совершенно отдельное удовольствие — наблюдать за выражением мордахи в процессе. Сколько я, оказывается, теряю, когда она лицом к стенке!… Впору что-то в интерьере додумывать под эти нюансы: зеркало, что ли, на стене, напротив креста?…
— Да вообще офигенно наблюдать, — подхватывает Макс. — И слушать. Произносит что-то совсем обычное — ну там «27» или «зелёный», но это звучит как признание в невесть какой любви. Вообще, ребята, у вас какой-то запредельный уровень доверия друг к другу. Прямо даже себе нижнюю вдруг захотелось… Вот только их же лупить надо — жалко.
— Можно и не лупить, — говорит Шульц. — Тема вещь обширная, можно прекрасно обходиться таким набором практик, чтоб годами без крови и даже следов… да, да, и не глазей выразительно на её вчерашние порезы. Есть у нас одна Госпожа знакомая — 3 года с рабом, а первый ударный девайс только на днях взяла. Всё больше плевки, оплеухи, езда на нём верхом да фут-фетиш.
— Унижать — опять-таки жалко, — говорит Макс.
— А если это им — кайф? Если сами клянчить будут?
Белка глубоко, сладко вздыхает и вытягивается.
— Ау! Просыпаешься? Вот и умница. От тебя щас даже какая-то остаточная обратка шла. Давай, открывай глаза, чай пить будем.
— Ой, ребята, давайте без меня — я, пожалуй, пойду, — говорит тактичный Макс. — Не вставайте, дверь захлопну. Куплю коньяк, а завтра вечерком приходите пить.
В руке всё ещё зажата салфетка. Кулачок сжимается.
— Оставь её себе на память, — вдруг говорит Шульц. «Ого!», — думает Белка — «Он мне первый раз подарил что-то мамино! Да это просто прыжок на новую ступень!» И, третий раз за вечер, внутренне тихо ликует.
Ей вспоминается, что в тот день его приезда, который она так ярко пережила заново, у них потом был и ужин, и распаковывание подарков, и разговоры, и много чего ещё — только к рассвету уснули…
И она говорит себе: «Кажется, у меня назревает второй самый счастливый момент года!»
Автор: Zenj
РИСУНКИ В СЛОВАХ
Маленькие тексты, которые я писал по просьбе интересующихся девушек…
КРЕСТКрутой холм, черный тяжелый крест под сумрачным низким небом. Голое белое тело, прикрученное проволокой к кресту. Над головой стремительно ползут черные клубы облаков. Ледяной дождь, ручейки серой воды, стекающие с твоих ступней. Грязные подошвы, прижатые к шершавому бревну, скрюченные пальцы, ржавая проволока, врезавшаяся в кожу… Ветер треплет волну светлых волос… Из моих рук летит острое полотно пламени, срезает крест, шипящие струи дождя превращаются в пар. Железные руки ловят твой крест, бережно опускают на землю… Матово блестящие стальные пальцы рвут проклятую проволоку, ломают мокрое дерево… Я поднимаю тебя на руки, несу, несу…
ЭЛЕКТРИЧЕСТВОПодвешенная за запястья к потолку девушка, раскинутые руки, босые ноги, тянущиеся к полу, наручники, туго затянутые на узких щиколотках. Девушка совершенно голая, ниже талии — светлая полоска от трусиков. Если встать сзади, видны пятки, черные, заскорузлые от въевшейся асфальтовой пыли — девушку привели сюда босую. Загорелое, чуть грубоватое лицо, полузакрытые глаза, круглый резиновый кляп в растянутом рту, тонкая струйка слюны. Широко раздвинутые ребра при каждом вдохе двигаются под натянутой кожей, длинные волосы облепили потную спину. Бицепсы девушки туго перетянуты блестящей проволокой, провода идут к прибору на грубом деревянном столе. Кроме несчастной, никого нет в подвале. Поскрипывают натянутые цепочки наручников, изредка звякают браслеты на ногах, где-то капает вода. Девушка ждет…
РАБЫНЯТы одета в длинное, до щиколоток, узкое платье из грубой редкой ткани, вроде мешковины. Больше на тебе ничего нет, ноги босые. Ах да, забыл, на шее висит небольшой медный крестик на кожаном шнурке.
Вокруг редкий лес. Ты стоишь, прижавшись спиной к тонкому дереву, обнаженные руки заломлены назад, локти туго стянуты за стволом. Лодыжки крепко связаны и притянуты к дереву. Босым ногам немного неуютно на влажных прошлогодних листьях. Еще несколько веревок туго стягивают твое тело: над коленями, на талии, у самых плеч. Сквозь редкую темную мешковину, как молоко, отсвечивает белая кожа. Шершавая ткань колет соски. Ты не можешь шевельнуться, свободна только твоя голова. Темные распущенные волосы свисают почти до пояса, их треплет слабый ветерок. Волосы щекочут лицо, ты пытаешься откинуть их, мотаешь головой, и тогда волосы плывут по ветру темной волной. Твое тело налилось сладкой усталостью, ты расслабляешься, обвисаешь на веревках. Под твоим весом тонкое дерево слегка прогибается, его покачивает ветер, и перетянутое веревками тело покачивается вместе с ним.
Твое дерево стоит на краю поляны. В ее центре горит костерок. Рядом возится с маленьким походным шатром плотный человек лет тридцати, в темной кожаной одежде. Хозяин.
Темнеет. В твоих блестящих глазах отражаются желтые языки костра. Становится холоднее, мерзнут ноги. Ты шевелишь пальцами, закапываешь босые ступни в прошлогодние листья. Теперь они кажутся теплыми. Где-то рядом всхрапывает лошадь.
