— Ага, понятно. Ты хочешь сказать, что настойчивые ухаживания Эллиота не имеют ничего общего с данной демонстрацией… мелкого деспотизма?
В уголках его губ шевельнулась насмешка.
— Что они могут иметь между собой общего? — с едва прикрытой издевкой спросил Люк, приближаясь к ней. В этот момент над головой у них раздался такой грохот, что Верити едва не подскочила. Тяжелые капли дождя застучали по навесу. — Не хочешь ли ты сказать, что я тоже за тобой бегаю, Верити?
Голос его стал таким густым, что по спине у нее забегали мурашки, но она не смогла оторвать глаз от его непроницаемого лица.
— А разве нет? — прошептала она с вызовом.
Что она говорит?!
— А тебе бы хотелось? — пробормотал он.
— Нет!
Небо вдруг разверзлось, и хлынул такой ливень, что стоять на террасе было все равно что принимать душ. Уже через несколько секунд они промокли до нитки.
Люк подтолкнул ее внутрь. Не обращая внимания на стекавшую с них ручьями воду, они остановились друг перед другом на коричневом кафеле гостиной, как два боксера перед началом очередного раунда.
— Значит, нет? — усмехнулся он с угрожающим блеском в глазах. — Ты в это уверена, Верити?
Синие глаза медленно осмотрели ее с головы до ног: пышные золотисто-ореховые волосы, сжатые губы, длинная шея и четко обрисовавшаяся грудь под промокшей, прилипшей к телу шелковой блузкой. Под этим беззастенчивым и оценивающим взглядом Верити почувствовала себя обнаженной и покраснела.
— Есть что-то необъяснимо притягательное, — глухо пробормотал он, — в женской груди под мокрой шелковой блузкой…
— Прекрати! — выкрикнула она, обхватывая себя руками. — В этом весь ты! В женщине ты видишь только сексуальное, эротическое начало… Ограниченный эгоист! Неудивительно, что после развода в твоей жизни была целая череда безмозглых секс-бомб!
— Да что ты? — неожиданно прервал он угрожающе-спокойным голосом, и она тут же раскаялась в своих словах.
Он взял ее руки, которыми она прикрывала грудь, и резко развел их в стороны. При этом на лице у него была насмешливая гримаса.
— А ты, Верити, как ты распорядилась своей жизнью после смерти Эдварда? Череда Эллиогов Грозвеноров? Людей с достатком, которые в состоянии потакать твоим прихотям, а с другой стороны, настолько слабы, что полностью зависят от твоих обещаний сексуального вознаграждения?
С побелевшим лицом она стала яростно извиваться, пытаясь вырваться от него, что только дало ему возможность насладиться видом ее гибкого тела с предательски набухшими сосками на груди. Верити была словно загипнотизирована и чувствовала свою полную незащищенность. По каким-то необъяснимым причинам злость на высокомерие Люка в одну секунду переросла в уже знакомый и так страшивший ее сумасшедший внутренний огонь. Сердясь на себя за собственную слабость, она выпалила:
— Ты ничего обо мне не знаешь, ничего, если не считать поверхностных заключений, что ты сделал в тот раз…
— Ошибаешься, — поправил он ее с мягкой насмешкой. — Эдвард много о тебе рассказывал, Верити. Он был без ума от тебя. Я, например, знаю, что ты училась в интернате, что твоими любимыми предметами были математика и экономика Англии, что ты носишь обувь шестого размера и что в музыке твои вкусы простираются от шотландских народных баллад до Отиса Реддинга. Я знаю, что ты пьешь кофе с молоком, а твои любимые блюда — это макароны, салаты и рыба; я знаю, что ты предпочитаешь из одежды и даже белья — шелковые лифчики и французские шарики для них, подчеркивающие твой темперамент…
— Ну и ну! — только и могла выдавить она из себя, до крайности раздраженная его издевательским, насмешливым тоном, безуспешно пытаясь освободиться из его рук. В пылу борьбы их бедра соприкоснулись, и ее как током ударило.
— Единственное, чего я еще не знаю, так это что ты предпочитаешь в постели, — добавил он глухо.
И тут Верити взорвалась. С неожиданной силой вырвав руку, она ударила его по лицу, а ногами стала пинать его по голеням, сожалея, что на ней нет туфель. Люк недвижно сносил ее удары, но вдруг схватил и прижал ее к себе. Другой рукой он снял заколку с мокрых волос и властно запустил в них руку.
Откинув чуть назад ее голову, он склонился над ней в поцелуе, умело опутывая ее паутиной любовной ласки. И тут, инстинктивно еще обороняясь, Верити вдруг почувствовала всю силу мужского обаяния Люка, которым он заманивал в свои сети ничего не подозревающих простушек.
Опьяненная запахом его кожи, ощущая мускулистую упругость его тела, она постепенно отказалась от сопротивления. Его поначалу грубовато-настойчивый поцелуй смягчился и стал настолько чувственным, что по всему ее телу разлилась обжигающая огненная река.
— Верити… Diosi, Верити… — простонал он, отрываясь от ее губ, и слегка дрожащим пальцем провел по ее пухлой губе. — Я хочу тебя! И ты тоже меня хочешь, я чувствую это…
Его расширенные, бездонные зрачки и мольба, прозвучавшая в голосе, окончательно сломили ее сопротивление. Люк Гарсия, знаменитый донжуан, молит ее? Она содрогнулась, и он еще крепче прижал ее к себе. На улице раздался страшный грохот, ветер яростно раскачивал пальмы и гнал по океану огромные волны. Пьянея от ответного желания, она подставила ему губы, едва держась на ногах и забыв обо всем на свете.
Не ослабляя объятий. Люк опустился на диван в глубине гостиной и тут же положил ее на мягкий коричневый бархат. Его руки нервно перебирали влажный шелк блузки и наконец сняли ее. Ощутив прикосновение его пальцев к груди, Верити едва не задохнулась… Люк прильнул к ней губами, а она судорожно гладила его влажные волосы. Впервые испытала она это потрясающее, всепоглощающее желание, волнами перекатывавшееся по ее жилам. Прикосновение его языка к доведенным до крайней степени чувствительности соскам было как удар электрического тока! Сквозь пелену чувственного дурмана она понимала, что играет с огнем, что ничего хорошего из этого не выйдет, но воля ее была парализована, и вся она была переполнена такими ощущениями и эмоциями, о существовании которых никогда и не подозревала…
Почувствовав его руки в сборках шелковой юбки, а затем на бедрах, осторожно подбиравшиеся к запретной зоне, отвечавшей на каждый безмолвный вопрос Люка, она вытянулась в струнку. Ей пришлось прикусить губу, чтобы не закричать от удовольствия, которое испытывало ее содрогавшееся с головы до ног тело от прикосновений Люка.
— Я хочу тебя, — прохрипел он нетерпеливо, вдруг поднимаясь на ноги и поднимая ее. — Но не здесь, не на этом диване, как сопливые подростки! Я ждал этого момента долгих двенадцать месяцев… Пойдем в спальню, Верити…
