Эти вопросы сводили Антона с ума. Он сделался раздражительным. И даже не пытался это скрывать. А когда смятение становилось невыносимым, он унимал его одним-единственным известным ему способом. Он шел к жене и занимался с ней любовью.
Эмили поражала Антона. Она без гордости и смущения боготворила его. Антону не доводилось прежде обладать женщиной, которая принимала бы не только его ласки, но и дерзость и откровенную грубость. Для Эмили все представлялось любовной игрой. При этом ее нельзя было назвать развратной. Она просто любила его и верила ему. Это поражало и одновременно пугало.
Женившись на дочери врага, Антон получил нечто гораздо большее, чем то, на что мог рассчитывать.
И теперь ему было сложно вдвойне, потому что само слово «любовь» для него ничего не значило. Он не верил в ее существование. Да, есть желания и страсти, да, он обожает секс, да, он умеет наслаждаться близостью с женщиной и многократно испытывал ревность. Но так же легко он мог покинуть любовницу, не испытывая никаких сомнений, и колебаний, когда понимал, что отношения себя исчерпали. В такую одержимость любовью, какую он наблюдал в Эмили, Антон не верил. Он был готов списать чувства своей жены на аффект, на экзальтацию, на наваждение, от которого она рано или поздно излечится, насытившись и протрезвев. Ему же надлежит всегда сохранять холодную голову.
После ленча Антон Диаз в течение трех часов водил Эмили по огромной яхте, знакомя ее с командой. С каждым он обстоятельно беседовал, чувствуя на себе влюбленный взгляд супруги и удивляясь тому, с каким вниманием она вбирает в себя каждое сказанное им слово.
Он водил ее по техническим отсекам и заставлял выслушивать пространные разъяснения, сознательно подвергая испытанию ее терпение.
Но она была сосредоточенна, как отличница на уроке.
— Что скажешь, Эмили? — спросил он жену в завершение экскурсии, когда не осталось ни одного угла, куда бы они не заглянули.
Она приникла к его груди, обхватила его лицо ладонями и сказала:
— Это вполне подходящая для тебя игрушка. Многие круизные лайнеры меньше твоей яхты. Когда ты причаливаешь, места для других на пристани уже не остается, — пошутила она. — Я обожаю тебя… обожаю, — вновь зашептала она, захлебываясь от переполнявших ее эмоций и дотягиваясь до его губ. Ее даже не смущало, что он испытующе и холодно смотрит на нее, нисколько не облегчая ей задачу.
— Все так, — сухо кивнул он и вновь зашагал по палубе.
— Антон, прости, что задаю слишком много вопросов. Но не мог бы ты мне сказать, куда мы плывем? Я спрашивала капитана, чтобы не утомлять тебя, но он ничего не ответил. Что это значит? Это какой-то секретный план? Ты решил сделать мне сюрприз в честь медового месяца? — затараторила она, семеня за супругом.
— Ты в чем-то подозреваешь меня? — резко остановившись, спросил ее Антон Диаз.
— Нет. Как ты мог такое подумать?
— Не доверяешь мне?
— Что ты, любимый?! Я верю тебе, как самой себе… Даже больше.
— Почему? — спросил он.
— Ты взрослее, умнее, опытнее. И я люблю тебя.
В очередной раз услышав от нее признание, он невольно поморщился.
— Нет никакой тайны в том, что каждый год в конце мая я прибываю в Монако на автогонки «Формула-1». В воскресенье как раз состоится Гран-при, я спонсирую одну из команд-участниц. Предпочитаю лично видеть, как они выступают. А после заезда принимаю участие в посвященной этому событию вечеринке. Так завелось. Понимаешь?
— Да, любимый, я тебя понимаю, — сказала она, и к ее ультрамариновому взгляду вновь вернулось сияние ангельской безмятежности. — Я и не предполагала, что ты энтузиаст гонок. Главное для меня, чтобы в воскресенье мы были вместе, а где — не имеет значения.
Антон посмотрел на нее и, сам не зная почему, неодобрительно покачал головой.
— Я не сказал, что вечерника пройдет на этой яхте, — невзначай добавил он. — А в понедельник мы отплываем.
С минуту Эмили изучающе смотрела на него. Антон смутился под этим взглядом. Богатый и властный, он тушевался от влюбленного взгляда женщины.
— Я не понимаю этого, — внезапно проговорила Эмили.
— Чего именно?
— У нас медовый месяц, а ты устраиваешь вечеринку с незнакомыми мне людьми, — констатировала Эмили. — Я этого не понимаю…
— Ты возражаешь против того, чтобы я общался с друзьями? — с радостью зацепился за намечающееся разногласие Антон Диаз.
— Ни в коем случае, — тотчас отмела она. — Просто это кажется мне несколько странным.
Антон нахмурился.
— Не сердись, любимый. Мне все нравится. Мы совсем недолго знаем друг друга. Подумать только, всего пару месяцев. Но у нас вся жизнь впереди. Что нам этот единственный вечер? — с прежней восторженностью заверила его женщина и, ластясь к мужу, принялась целовать его лицо. — Моя мама не уставала повторять, что влюбилась в моего отца с первого взгляда. А их помолвка состоялась всего через четыре месяца после знакомства. А еще через два месяца они поженились. А до этой любви они оба были невинны! — торжественно произнесла Эмили. — Это была величайшая любовь… Как у нас.
Антон горько ухмылялся, вслушиваясь в ее детскую восторженную убежденность.
— Но только почему ты все делаешь тайком, любимый? Думаешь, я не поддержу тебя, глупыш? — нежно спросила она.
— Глупыш… — задумчиво повторил Антон за ней и внезапно схватил ее за хрупкие плечи. — Очнись, Эмили! — вскричал он. — Да ты единственный глупыш на многие мили вокруг! Бога ради, не можешь же ты действительно верить всему, что тебе говорят, и повторять это за ними. Твоя мать, возможно, и была невинной до встречи с твоим отцом, быть может, она даже умерла невинной. Но Чарльз Ферфакс уж точно невинным не был.
— О чем ты говоришь?! — испуганно спросила его Эмили.
— Я знаю, о чем говорю, — гневно заверил ее Антон и отошел к краю борта.
Он пытался унять свое волнение. В его планы не входило открывать свои карты перед Эмили прежде срока.
Эмили бесшумно подошла к нему и положила ладонь ему на спину. Она робко спросила, делая длинные паузы между словами:
— Ты… знал… моего… отца?
— Нет. Я никогда с ним не встречался. Но я хорошо знаком с плодами его деяний! — яростно отчеканил он, уперев взгляд в золотистую морскую гладь.
— Не знаю, какие у тебя причины так сердиться на него. Но точно знаю, что моя мама никогда не лгала, — твердо произнесла Эмили.
— Зато Чарльз лгал за десятерых, — едко бросил он. — Должно быть, твоя мать была столь же наивна, как и ты, раз ему удалось уверить ее в своей неискушенности. А искушен он был немало. И женился на ней вовсе не по причине вселенской любви, которую вам, женщинам, хочется видеть в мужском внимании. Его привлек титул, деньги, влияние ее родных! — безжалостно выпалил он, резко повернувшись к ней.
