— Пожалуй, мы… я так и сделаю. Поговорим здесь. — Она произнесла это твердо, показывая, что решение принято, и другие варианты отпадают.
Ей показалось, что Мигель облегченно вздохнул. Возможно, натолкнувшись на неожиданное сопротивление, он уже и не надеялся на благоприятный исход.
Супруги удалились, причем Эрика еще успела наградить Мигеля предостерегающим взглядом, а Малкольм ободряюще поцеловал сестру в щеку. Дверь за ними закрылась. Бывшие любовники остались наедине. На какое-то время в комнате повисла гнетущая тишина, нарушить которую никто из них не осмеливался. В конце концов Карина шагнула к дивану, но Мигель поймал ее за руку.
— Отпусти меня.
Он словно вышел из гипнотического состояния и первым делом постарался поймать ее взгляд.
— Ты изменилась.
— Естественно.
— Подстриглась.
— Так удобнее.
— Тебе идет.
Она пожала плечами. К чему все эти разговоры? Он знал ее лучше, чем кто-либо другой. Он видел ее в самых разных ситуациях: собранной и слегка взволнованной — перед выходом на сцену, усталой и счастливой — после удачного выступления, сонной и растрепанной, ласковой и нежной…
— Мне нравится.
Ему нравится. А кто он такой, чтобы говорить ей это? Какое он имеет право любоваться ею и рассыпать комплименты? У него есть жена — пусть перед ней и старается.
— Мне наплевать.
Это его задело. Губы сжались в тонкую линию, брови сдвинулись, на скулах проступили желваки. Кого-то эти признаки надвигающейся бури могли напугать, но не Карину.
— Полагаю, ты прилетел не для того, чтобы поинтересоваться, все ли у меня в порядке. Давай не будем терять время. Что тебе нужно?
Мигель кивнул и отпустил ее руку. Они сели — она на диван, он в кресло. Теперь их разделял низкий кофейный столик с тонкой высокой вазой, в которой, склонив голову, доживала последние часы белая роза.
Поднявшийся за окном ветер бросил в стекло несколько крупных капель дождя. Карина поёжилась.
— Тебе холодно? — заботливо спросил Мигель.
— Нет.
Тем не менее Мигель поднялся и, сбросив пиджак, бережно накинул его на плечи Карины. Она попыталась оказать сопротивление, но он, как всегда, сделал то, что хотел.
— Не упрямься.
Пиджак хранил его тепло и его запах, и у нее вдруг возникло ощущение, что это сам Мигель обнимает ее своими крепкими руками. Ощущение было настолько сильным, что Карина на мгновение закрыла глаза. Сколько раз они садились вечерами у камина в их нью-йоркской квартирке, согреваясь близостью друг друга, впитывая атмосферу покоя и благополучия.
Она вздохнула, отгоняя волнующий образ, и открыла глаза.
— Что именно ты хотел обсудить со мной?
Мигель откинулся на спинку кресла и твердо посмотрел ей в глаза.
— Мне нужен мой ребенок.
Конечно, что же еще. Не за ней же он примчался в такую даль. И все равно, хотя его требование и не стало для нее неожиданностью, Карина почувствовала себя так, словно земля ушла из-под ног, а весь мир погрузился во мрак. Она положила руки на живот, как будто надеялась этим простым жестом уберечь то единственное, что давало силы жить.
— Ты не получишь моего малыша.
— Почему ты звонила мне в офис?
Карина промолчала, коря себя за несдержанность. Мигель обошелся с ней, как с уличной девкой, отказался признать свое отцовство, выгнал из квартиры, словно злостную неплательщицу. Он не поверил ни одному ее слову, не дал ей возможности объясниться и поспешил «обрадовать» известием о том, что женится на другой, более подходящей, более устраивающей его родителей, порядочной. И после всех этих унижений она звонит ему в Нью-Йорк! Ну есть ли на свете существа более сентиментальные, чем женщины!
Что-то похожее на печаль мелькнуло в его глазах. Хотя нет, с чего бы ему печалиться?
— Ты разговаривала с Рафаэллой.
Ему и это известно. Что ж, значит, в объяснениях нет никакой необходимости.
— И не сказала ей, откуда звонишь. Почему?
— Ты хочешь обвинить меня в чем-то?
Он стиснул зубы.
— Обвинить? Странный вопрос. Хотя… Да, черт возьми, мне есть в чем обвинить тебя. Рафаэлла просила тебя сказать, где ты находишься. Я потратил уйму времени и кучу денег на то, чтобы выйти на твой след. Я нанял лучших детективов, и все они заявили, что Рина Роуз словно сквозь землю провалилась.
— Рины Роуз больше нет.
— Но ты же есть.
— Я не Рина Роуз. Я — Карина Мелроуз. Так что, если тебе нужна Рина, ты ошибся адресом.
— Почему ты обманывала меня? Почему назвалась Риной Роуз? Почему ни разу не упомянула о брате?
Она цинично усмехнулась.
— А разве тебя интересовала правда? Помнишь, как ты со мной познакомился? Я выступала тогда в «Нежной луне». Ты нанял детектива, чтобы тот все обо мне выяснил, добыл нужную тебе информацию. Как же, я ведь могла и не потянуть на роль любовницы миллионера.
— Но потом… потом-то ты могла рассказать правду.
— Тебе нужна только та правда, которая устраивает тебя.
— Ты лгала мне. Ты обманывала меня все полтора года, пока длилась наша связь.
Связь? Хорошее слово. Придуманное специально для тех, кто не желает обременять себя ответственностью.
— Я не лгала тебе.
— Но ты и не поправляла меня, когда я называл тебя Риной.
— Многие выступают на сцене под вымышленными именами, и никто не обвиняет этих людей во лжи.
— Кто такой Малкольм? Он действительно твой брат?
— Да. А Эрика его жена.
Мигель насмешливо вскинул брови.
— Я догадался.
Карина отвернулась, борясь с желанием запустить в него вазой или отхлестать увядшей розой.
Мигель рассмеялся, но его смеху недоставало веселья, и звук получился отрывистый и сухой.
— И не думай. Я не в том настроении, чтобы терпеть женские выходки.
Ей стало немного не по себе. Ярость бурлила в нем, прорываясь то во взгляде, то в голосе, то в жесте, и у Карины не было ни малейшего желания провоцировать сцену, в которую неминуемо оказались бы вовлечены Эрика и Малкольм.
— Наверное, я ошибалась, считая тебя цивилизованным человеком и настоящим мужчиной.
— К тому же еще и богатым.
— Мне не нужны твои деньги. Я обходилась без них раньше, обойдусь и теперь.
— К деньгам презрительно относятся те, кто не умеет их зарабатывать. Между прочим, тебе вряд ли удастся обойтись без них, когда ты попытаешься лишить меня ребенка.
По спине пробежал холодок страха — Карина знала, что он не оговорился.
— Не пытайся меня запугать, Мигель. Мы в Штатах, а не в Латинской Америке. Ты ничего не сможешь сделать. В этой стране деньги решают далеко не все, а закон твердо защищает интересы матери.
