— Похоже, что мы здесь единственные гости.
— Тем больше нам достанется еды, — заключил он и сел в другое кресло. — Как насчет небольшой экскурсии?
— С удовольствием. Только надену туфли поудобнее.
Через минуту она присоединилась к Рику, и они пошли искать кого-нибудь из хозяев.
Нашли Джованни, среднего сына, который в сарае помогал отцу доить коров. Спросив разрешения у отца, он повел их осматривать ферму.
Начав с естественного грота, где отжимали оливковое масло, парень затем показал им травы и овощи, выращиваемые для дома и для продажи, цыплят, телят и осликов, а потом и двор с лошадьми, на которых, как он сказал, они могут покататься.
Лисса выросла в городе и никогда даже не стояла рядом с лошадью. Она прожила двадцать шесть лет, не научившись ездить верхом, и у нее не было никакого желания осваивать эту науку сейчас.
Джованни привел их обратно в сарай, где синьор Лунетта готовил коров к выгону на поле.
В углу сарая на соломе свернулась сучка, которая кормила трех щенков.
При виде щенков у Лиссы навернулись слезы.
— Они такие миленькие. — Лисса погладила мать и поласкала каждого из щенков.
Джованни пробормотал несколько слов и пошел поговорить с отцом.
— Что он сказал? — спросила она Рика.
— Что это не рабочие собаки, их нельзя использовать.
— Что же будет с этими тремя?
Рик не ответил, и у Лиссы снова навернулись слезы. Она торопливо вышла, прислонилась к стене сарая и попыталась взять себя в руки, но не смогла удержать рыданий.
Лисса слышала, что многие женщины во время беременности становились чрезмерно чувствительными. У нее еще не было большого живота, а она уже сильно изменилась — постоянный голод, усталость, тошнота, а теперь еще и эмоциональная неуравновешенность.
Рик не пошел за нею, и она была благодарна ему за это. Не хотелось, чтобы он видел ее такой.
Через несколько минут, когда она вытирала с лица последние слезы, он подошел к ней. Округлив глаза, она спросила:
— Я кажусь тебе идиоткой?
— Нет. — Он нежно улыбнулся. — Все в порядке, Лисса. У щенков будет дом.
— Правда?
Он кивнул и пальцем вытер ей слезу. В его глазах было что-то, отчего у нее сжалось сердце. Рик немного помолчал, а потом сказал:
— Лунетта подержат их здесь, пока мы их не заберем.
— Мы?
— Мои дядя и тетя хотят познакомиться с тобой. Они пригласили тебя на ланч в их доме. Мои кузены тоже будут там, и возьмут каждый по собаке для своих детей. Через несколько дней мы поедем этим же путем обратно, заберем щенков и отвезем их к дяде. Тебе это подходит?
Она рассмеялась.
— Больше, чем подходит. Спасибо, Рик. Большое спасибо!
Он пожал плечами.
— Я сделал это, чтобы ты не написала чего-нибудь плохого в своей статье. Не хотел сделать кляксу в твоем блокноте.
Поэтому? А не потому, что он добрый, отзывчивый человек, который позаботился о щенках? А может быть, он заботился о ней? Как бы то ни было, она не станет ничего говорить ему.
— Кстати, Джованни просил извиниться за него. Он не хотел огорчить тебя. И меня тоже извини. Мне не следовало так буквально переводить его слова.
— Ты не виноват, и Джованни тоже. Я знаю, что это ферма, и они не воспринимают своих животных как домашних любимцев. Знаю, что этих хорошеньких телят, наверное…
Лисса не смогла договорить. Пыталась проглотить комок в горле. Опять эти гормоны.
— Пойдем погуляем, — предложил он.
Она кивнула, и они молча продолжили прогулку.
Рик внимательно посмотрел на девушку. Лицо у нее припухло от слез, нос покраснел. Но даже и такая, она была красива. Он видел и раньше плачущих женщин и то, какими они становились некрасивыми. Возможно, потому, что причиной их слез был эгоизм или капризы.
А Лисса… Ему следовало понять, что у нее доброе сердце. Ее слезы растрогали его. Там, в сарае, ему захотелось взять ее на руки и пообещать, что больше у нее не будет повода для огорчений.
Конечно, это смешно. Он не имел представления, какой будет ее последующая жизнь. Уехав из Италии, она будет одна. А может быть, и не одна. И он не сможет защитить ее.
Лисса грустно улыбнулась.
— Полагаю, я окончательно испортила свой имидж, верно?
— Какой имидж? — На его взгляд, она лишь выразила сострадание к беззащитным существам.
— А такой, что я в состоянии справиться со всеми трудностями в поездках по разным странам.
— Ах, этот. Да, ты полностью разрушила его.
Она усмехнулась.
— Обычно я не такая чувствительная.
— Это не такая уж плохая черта.
— Да, но… Однажды я напишу книгу о том, что случалось со мной во время моих путешествий. О том, что не вошло в мои статьи.
— Мне бы не очень хотелось читать эту книгу, — проговорил он, выкатив глаза.
Она рассмеялась.
— Тебе и не придется, потому что ты даже не узнаешь, если она будет напечатана. К тому времени ты забудешь обо мне.
— Сомневаюсь.
— Правда?
— Я никогда не встречал никого, похожего на тебя. Тебя нелегко будет забыть.
Они вернулись к загону с лошадьми, и он положил руки на ворота.
Она оперлась о ворота рядом с ним, глядя на лошадей.
— Тебя тоже будет нелегко забыть.
Обед оказался самой эффектной трапезой за всю поездку. Вся семья Лунетта, а также Рик и Лисса собрались в слабо освещенной кухне и уселись вокруг большого стола.
Синьора Лунетта принесла на стол огромные блюда с итальянской закуской ассорти — продукты с фермы: запеченные в тесте помидоры, рулеты из баклажан, свежий творог и ветчину, сушеные кабачки, свеклу с мятой и многое другое.
Лисса была поражена. Чтобы все это приготовить, потребовалась огромная работа, а ведь то было лишь первое блюдо. Она повернулась к Рику:
— Должно быть, она работала целый день, чтобы это все сделать. Я чувствую себя виноватой.
— Вот и зря. Я уверен, что она любит, когда у нее здесь гости, и она может продемонстрировать свои кулинарные способности. Представляю, как бы она огорчилась, если бы ты оказалась одной из этих худых женщин, которые ничего не едят.
— В своей статье я напишу, что надо захватить с собой аппетит, когда собираешься побывать здесь. — Лисса подумала, что, наверное, ему нравятся худые женщины, которых он упомянул.
Основное блюдо состояло из приготовленных в гриле и на вертеле цыплят, кролика и утки, поданных с картофелем, салатом и пряными травами.
Разговор полился свободно, как и вино. Лисса не пила вина, но старалась участвовать в разговоре. Синьора Лунетта не говорила по-английски, и Лисса на своем ломаном итальянском попыталась передать, что она оценила еду и вложенный труд. И увидев улыбку пожилой женщины, поняла, что у нее получилось.