— Существует много разных историй. То они были нимфами, то птицами с женскими лицами.
— Птицы с женскими лицами. У того, кто придумал такое описание, странное воображение. Может быть, он сам был подкаблучником?
Рик рассмеялся, потом они оба замолчали. Через несколько минут Лисса спросила:
— У тебя не болит колено, когда ты поднимаешься по этим лестницам?
— Нет.
— Когда ты собираешься вернуться в футбол?
— Я мог бы вернуться и начать тренироваться к новому сезону. До него еще два месяца.
— Почему ты не радуешься этому?
— Ты задаешь слишком много вопросов.
— Да, но ты отвечал на все мои вопросы, почему не отвечаешь на этот? У тебя проблема?
Вздохнув, он откинулся на спинку стула, положив на нее руку.
— Да, проблема, но мне не хочется жаловаться тебе.
— Почему?
— Потому что ты здесь не для этого.
Она прищурилась и задумчиво посмотрела на него.
— Тебя не берут обратно?
По болезненному блеску в его глазах поняла, что попала прямо в точку. Он молча смотрел на стеклянную верхушку стола.
— Прости, — извинилась она, всем сердцем жалея его.
— Все не так просто.
Рик смотрел на жидкость на дне своего стакана. Он любил играть, но тут было другое, и вряд ли Лисса поймет. Он был уверен, что не поймет. Как она могла понять, если ей даже не нравилась игра?
Если он прекратит играть, это будет означать изменение всей его жизни, а он не был готов к этому. Это было единственным, что он умел в своей взрослой жизни.
Тренировки, игра, разъезды. Это было неотъемлемой частью его жизни. Клуб был для него семьей. Его дядя и тетя любили его, но он не был их собственным ребенком. А в клубе он был наравне со всеми.
Были и женщины, но он не мог рассказать Лиссе об этом. Они всегда маячили около клуба. Женщины, которые знали, что к чему. Они охотно встречались с футболистами. Это было престижно, да и атлетические тела спортсменов привлекали силой и красотой. Этим дамам ничего не нужно было от него, кроме его мужественности в спальне и краткого присутствия в их жизни.
Если он уйдет из клуба… что тогда?
Он окажется один, и жизнь его будет совершенно другой.
Лисса все еще смотрела на него, широко раскрыв глаза, которые сейчас не смеялись, а выражали заботу. Никогда еще ни одна женщина не тревожилась о нем.
Рик выдавил улыбку.
— Почему же все не так просто?
— У меня есть контракт. Я могу вернуться.
— Но?
Он снова вздохнул и потер рукой колено.
— Мне двадцать восемь лет, и у меня ненадежное колено. Его уже дважды восстанавливали. Да, я мог бы играть снова, и с коленом было бы все в порядке, а может быть, оно не выдержит в первой же игре. Этого никто не знает.
Она кивнула.
— Понимаю, почему ты тревожишься.
— Тут дело не в том, что я встревожен. — Он покачал головой.
— А в чем же тогда?
— Зачем клубу рисковать со мной? Не лучше ли потратить время на подготовку молодого игрока?
— Я не понимаю. А они сказали, что не хотят взять тебя обратно?
— Они предложили, чтобы я подумал о завершении своей карьеры игрока и сосредоточил внимание на своих интересах в бизнесе.
Она втянула сквозь зубы воздух.
— И ты собираешься это сделать?
— Нет. Я же сказал, что все не так просто.
— Ты хочешь продолжать играть?
— Я не могу бросить. У меня есть другие занятия, но они всегда были побочными, и я не хочу сосредотачиваться на них. Есть люди, которые работают на меня. Я им не нужен, я буду только мешать.
Лисса начинала понимать, в чем его дилемма. Правильное решение было очевидным, но он не хотел принимать его. Он пойдет против всего, что подсказывает ему разум, чтобы послушаться своего сердца.
— Сколько времени ты был в клубе?
— Десять лет.
Стало быть, он был подростком, когда приехал сюда. Вдруг она все поняла.
— Это единственное место, где ты чувствуешь себя частью семьи после смерти родителей?
Рик посмотрел ей в лицо и медленно кивнул.
— Мои дядя и тетя замечательные, добрые люди, и я буду всегда благодарен им за то, что они взяли меня, но…
Но его семьей был клуб. Она поняла, и всем сердцем пожалела его. А теперь ему надо решиться и уйти из клуба.
Не зная, что сказать, Лисса сжала его руку. Он ответил ей тем же.
Два дня спустя Рик медленно вел машину в гору через Долину Дракона. Он пристально глядел на извивающуюся дорогу, а Лисса, сидела рядом, закрыв глаза руками. Он обещал сказать ей, что можно снять руки с глаз, когда они проедут последний крутой склон по дороге к городу Равелло на вершине горы. Убедил ее, что стоит поехать из-за одних только видов, и она доверилась ему.
То, что Лисса доверяет ему, очень приятно. Рику никогда не доставляло такого удовольствия опекать кого-нибудь, даже сестер. С чего бы это? Наверное, потому, что ее окружает аура чистоты.
Нет, чистоты — не совсем точное определение. Скорее простоты или искренности. Она была самой искренней женщиной из тех, кого он знал. Он тоже доверяет ей, и поэтому рассказал то, о чем не говорил никому. Трудно представить, что они знают друг друга всего несколько дней.
Возможно, это оттого, что они почти все время вместе. А по ночам, когда ее нет рядом, он думает о ней.
Так ли было бы все, если бы она оказалась другим человеком? Конечно, нет. Он бы просто заставил себя выполнить для дяди эту работу и не получал бы удовольствия от каждого мгновения, если бы это была не Лисса.
— Можешь смотреть теперь, — сообщил он, въезжая на узкую, средневековую, городскую улочку.
Лисса опустила руки и улыбнулась ему.
— Я перенесла поездку. Хорошо бы, чтобы оно того стоило.
— Я же обещал, что стоит. Разве я когда-нибудь подводил тебя?
Она покачала головой, и вечернее солнце осветило ее волнистые волосы. Они были светло-каштановые. Женщины, которых он знал в Милане, сделали бы их светлыми или покрасили бы в черный цвет. Но он не мог представить себе Лиссу с другими волосами.
Она выглядела старше и опытнее, когда распрямляла их, но ему больше нравилось, когда они были естественными. Так они больше подходили ей.
Он поставил машину, и они отправились осматривать маленький, стильный городок. Лиссе очень понравилась элегантность мощеных улиц Равелло с множеством старых церквей и палаццо.
На нее произвел впечатление собор с мраморной кафедрой и шестью львами вокруг. Когда они снова вышли на главную площадь, она заметила квадратную башню у входа на виллу Руфоло. Рик объяснил, что эта мавританская вилла тринадцатого века раньше была домом Вагнера. Здесь композитор написал часть своей оперы «Парсифаль».
