— Потому что в ней пятнадцать лет не делали ремонт. Потолок протекает, краска облупилась, деревянные панели рассохлись, и это еще не все.
— Но остальная часть дворца в хорошем состоянии. — В его голосе слышалось недоверие. — Как это возможно, чтобы твои покои оставили без должного внимания?
— Эта часть дворца не является памятником архитектуры.
— Но ты ведь принцесса Кастальдинии, — добавил он с негодованием.
Ей было нечего на это ответить. Состояние дворца только подтверждало, что Кастальдиния нуждалась в новом сильном правителе.
— Что на тебе сейчас, Кларисса? — вдруг прошептал он, отчего ее сердце замерло.
— Одежда, — пробормотала она.
— Правда? А я думал фиговые листочки.
Ее губы растянулись в улыбке. Как ему удавалось ее смешить, когда она была готова его убить?
— В чем ты спишь?
— В чем спит большинство людей. Но сейчас я уже не в пижаме.
— Ты не «большинство людей». Если я стану королем Кастальдинии, то издам указ, запрещающий тебе носить пижаму. Женщинам с таким телом, как у тебя, следует носить тончайший шелк и атлас. А еще лучше одни ювелирные украшения.
— Конечно. Обязательно явлюсь в таком виде на следующее заседание Совета, — усмехнулась Кларисса. — Но я бы все же предпочла фиговые листочки.
— Ты опять не ответила на мой вопрос, Кларисса.
Она вздохнула.
— Чтобы избежать визита с проверкой, так уж и быть, отвечу. На мне обычный костюм с юбкой.
— Ни одна вещь, касающаяся твоего тела, не может оставаться обычной. После вчерашнего вечера костюмы с юбкой возглавили список самых эротичных нарядов. Уверен, ты и в пижаме не менее сексуальна.
Ее сердце учащенно билось. Она не знала, что сказать, но Ферруччио и не ждал ее реакции.
— Что у тебя под пиджаком? Твой топ застегивается на пуговицы или снимается через голову, как вчерашний?
— Я не понимаю...
— Здесь нечего понимать. Делай, как я велю. Снимай пиджак. Медленно. — Его вкрадчивый шепот манил ее туда, где память и разум были бессильны. Она сопротивлялась из последних сил.
— Ферруччио, я не думаю...
— Не думай. Делай. Начинай меня убеждать. Снимай пиджак.
Отложив телефон в сторону, она через некоторое время снова взяла его.
— Сняла.
— Лгунья, — прошептал он.
— Откуда ты знаешь, лгу я или нет? Моя комната прослушивается? Ты установил скрытую камеру?
— Я сужу по твоему тону, по дыханию. Каждая клеточка моего тела говорит, что твое тело еще скрыто под одеждой. Ты мне так и не ответила, какой у тебя топ.
— На п-пуговицах... — пробормотала она.
— Тогда пока оставь пиджак. Расстегни топ, Кларисса. Начни с топа. — Ее руки задрожали, подчинившись его воле. — Остановись на пуговице под грудью. — Она сделала, как он велел. — Прибавь громкость на телефоне. Я хочу, чтобы обе твои руки были свободными. — Она послушалась. — Теперь положи руки на грудь, bellissima. Коснись большими пальцами сосков через бюстгальтер. — Кларисса легла на спину и подчинилась. — Они затвердели. Болят. Тоскуют по моим ласкам. Ущипни их. — Сделав это, она выгнулась дугой. — Еще раз.
Ее бросило в жар, внизу живота разлилась огненная лава. Дыхание стало таким же частым, как стук сердца. Она чувствовала себя так, словно ее тело больше ей не принадлежало.
— Задери юбку, положи руки на ягодицы и стисни их, как делал я. — Когда она сделала, как он сказал, из ее горла вырвался стон наслаждения. — Это я прижимаю тебя к себе, готовясь к вторжению. Раздвинь ноги, Кларисса, чтобы мне было удобнее. Готова? Вся горишь? — Она сгорала от желания и больше не могла это выносить. — Давай, Кларисса. Сделай то, что хочешь. Запусти руку под трусики и раздвинь складку. Теперь погрузи пальцы глубже, — хрипло произнес он. — Ты сходишь с ума и едва можешь дышать. Я чувствую тебя, Кларисса. Ты вся дрожишь от напряжения.
Ферруччио судорожно вдохнул, и Кларисса улыбнулась. Он был возбужден так же, как она.
— На этом все заканчивается, mia magnifica. Дальнейшее тебе придется заслужить.
Чары рассеялись. Ее сердце замерло.
— Сейчас я на пути в Кастальдинию. — Внезапно его тон стал сухим. — У меня есть кое-какие дела, но через час я уже буду у себя в особняке. Ты проделала долгий путь к своей цели. Надеюсь, мы завершим его вместе.
Прошло много часов, прежде чем Кларисса наконец заставила себя подняться с постели.
Первый час она едва могла дышать и шевелиться. Разочарование и унижение словно парализовали ее. Она хотела забыться, и ей это удалось. Похоже, ее нервная система вовремя отключилась, чтобы она не сошла с ума.
Проснулась она в слезах и тщетно пыталась обрести душевное равновесие. Она долго стояла под струями ледяной воды, надеясь затушить огонь, который Ферруччио разжег в ее крови. Ее желание не было удовлетворено. Своими указаниями он довел ее до грани безумия и оставил там одну.
В течение следующего часа она сушила волосы и одевалась, затем села за стол и наконец заставила себя думать. Точнее, выразить словами единственную мысль, которая была у нее в голове.
Она больше не хотела видеть Ферруччио, но ей придется.
Он потребовал, чтобы она вернулась в его особняк. Решение было принято. Она больше не будет тешить его самолюбие. Если он захочет ее наказать, она заверит его, что он уже нанес ей сокрушительный удар и может быть доволен. Затем она покажет ему много всего, из-за чего он не сможет отказаться от короны, и убедит его оставить ее в покое.
С этой обнадеживающей мыслью она приступила к действиям.
Едва она успела выйти из своей комнаты, как на нее налетела Антония.
— Кларисса, что ты творишь? Люди синьора Сельваджио ждут тебя уже десять часов. У тебя с ним назначена встреча!
— Почему ты не зашла ко мне сразу, как только они приехали?
— Я заходила к тебе много раз, но ты крепко спала, причем в одежде. Что с тобой, Кларисса? Ты какая-то странная. Ты была пьяна?
Девушка невесело рассмеялась.
— Ты абсолютно права. В моей крови столько токсинов, что я никак не могу протрезветь.
Пожилая женщина резко побледнела?
— Ты принимала крепкие напитки... или что-то более ужасное?
Кларисса фыркнула.
— Высокомерие и тестостерон определенно крепче алкоголя.
Антония была в полном замешательстве.
— Я никогда не видела тебя в таком состоянии, Кларисса. Может, ты заболела? Или притворяешься, чтобы как-то оправдать свое опоздание?
Кларисса сердито посмотрела на нее.
— Женщине положено опаздывать на свидание, не так ли?
Зеленые глаза няни, к которой она была очень привязана, вспыхнули воинственным огнем.
