Форд откинул упавшие на лоб волосы и продолжил свой «допрос»:
— Итак, этот Джеймс, он женат? У него есть постоянная подружка?
Он ревнует! Мелани с удивлением уставилась на него. Неужели он подумал… Она не знала, считать это комплиментом или оскорблением. Неужели он подумал, что такой молодой красавец, как Джеймс, заинтересуется замужней женщиной на два года старше его? Да его девицами можно заполнить футбольное поле! Мелани решила расценить слова Форда как оскорбление и ледяным тоном ответила:
— Личная жизнь Джеймса никого не касается. Он работает у меня, и все. Ты понял, Форд?
Но Форда это не убедило — было видно по его лицу.
— Он благоволит к пышным брюнеткам, которые умеют играть в теннис и сквош, могут ночь напролет танцевать в клубах, а затем отправиться кататься на лодке, — твердо заявила Мелани. — Но даже будь я его типом красоты, а он моим, все равно из этого ничего не следует. Я его хозяйка, а он мой работник. Конец истории.
Форд шумно выдохнул. Мелани опустила глаза. Она испугалась, что он может увидеть то, чего ему не следует видеть, — ее любовь к нему, которую ей трудно скрыть. Он не успел с утра побриться, и эта небритость удесятеряла его грубоватую красоту. Он умопомрачительно хорош собой: в открытом вороте рубашки видны темные волосы на груди, льняные брюки обтягивают бедра. Мечта любой девушки. А также их мам и бабушек.
— Наверное, сейчас мне следует сказать, что я сожалею и что не имею права спрашивать, но я не сожалею, и у меня есть все права спросить. Ты — моя жена.
Как же трудно это произнести, но она это сделает!
— Все кончено, Форд.
— Это никогда не будет кончено, — резко ответил он. — Нас соединял не лист бумаги, Нелл, или священник, который сказал несколько слов, и не два золотых кольца. Ты моя, душой и телом. Я тебя люблю, и я знаю, что ты меня любишь.
Он не сводил с нее глаз, но барьеры были возведены, и он не смог ничего прочитать на ее лице.
— Мы не можем вернуться в старое, — сказала она тихо, но твердо.
— Нет. Мы не можем, — также тихо сказал он. — У нас был сын, и он умер, но он навсегда будет частью нас. И нашей печалью. Но ты и я, мы не вместе. Ты продолжаешь казнить себя за то, что не было твоей виной. Этому надо положить конец.
— Что? — Она вскинула голову, словно он дал ей пощечину.
— Ты делаешь именно это, Нелл, понимаешь ты это или нет. Ты и меня наказываешь тоже, — сказал он. Это жестоко. Жестоко то, что он ей говорит, но он ее потеряет, если не заставит одуматься.
— Ты ничего не понимаешь.
Он поморщился и приказал себе сохранять выдержку. Как она может заявлять такое, когда все, что он делал после смерти Мэттью, — это старался понять ее?
— Дело не только в тебе. Тебе это в голову не приходило? — Форд увидел, как возвращается ее помощник — будь он проклят! — насвистывая популярный мотив, и подавил сильнейшее и совершенно необоснованное желание двинуть ему в нос. — Я тоже любил Мэттью.
— Но не ты стал причиной его смерти.
— И не ты, хоть и объявила об этом во всеуслышание! — Форд не собирался кричать. Прежде чем выйти из дому, он приказал себе быть спокойным и рассудительным. Но, по крайней мере, после того, как он заорал, свист прекратился.
Она отвернулась, губы сжались в твердую линию. По опыту он знал, что ему ее не переломить.
— Мне надо работать. — Мелани посмотрела на Джеймса, который, опешив, стоял поодаль. — Джеймс, пойдем поможешь мне.
Чувствуя, что если он сейчас же не уйдет, то скажет или сделает что-нибудь такое, о чем потом пожалеет, Форд развернулся и направился к дому. Мать ждала его в холле.
— Я слышала, как ты кричал, — укорила его она.
Он любил мать. Она была умной, доброй женщиной со старомодными изящными манерами и чувством достоинства, присущим ее поколению. Поэтому он проглотил проклятия, готовые сорваться у него с языка, и коротко ответил:
— Да, кричал, а иначе я ее придушил бы, так что скажи спасибо, что я всего лишь закричал.
У Изабелл расширились глаза. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала.
— Я уезжаю. — Форд наклонился и поцеловал ее в лоб. — Позвоню тебе позже.
Когда он вышел из дома, то ни Мелани, ни Джеймса не было видно, но их голоса слышались за каменной оградой сада. Он бросил взгляд на боковую калитку, но потом решил, что ничего не выиграет от того, что скажет «до свидания». Широким шагом он прошел к своему «астон-мартину», открыл дверцу, сел и завел мотор. Машина мгновенно рванула вперед.
Все произошло не так, как он рассчитывал. Форд с такой силой вцепился в руль, что побелели костяшки пальцев. Он не ожидал, что ее помощник похож на молодого Джорджа Клуни. А чего стоит ее холодное высокомерие?
Приехав домой, он начал метаться по комнатам подобно загнанному зверю вместо того, чтобы принять душ и переодеться в костюм. Куда бы ни падал взгляд, везде было напоминание о Мелани. Как только они поженились, Мелани пригласила дизайнеров по интерьеру, и ее рука ощущалась на всех вещах в доме. Ему нравился ее вкус. Ему вообще нравилось все в ней, черт возьми! Правда, бывали минуты после ее ухода, когда тоска настолько его одолевала, что он ловил себя на мысли, что лучше бы ему никогда ее не встречать.
Форд и вообразить не мог, что у него возникнет такая жизненная проблема, как невозможность достучаться до нее. Он был уверен: что бы с ними ни случилось, он в состоянии защитить ее и поддержать, что все испытания они встретят вместе. Но он ошибся. И эта ошибка стоила ему брака. Форд прошел в большую кухню-столовую и без сил опустился на стул у стола.
Он все еще сидел, погрузившись в свои невеселые думы, когда в десять часов появилась Джанет.
— Мистер Мастерсон, что вы делаете здесь в это время? — Она настояла на том, чтобы обращаться к нему таким образом, хотя он не раз говорил ей называть его Фордом. — Вы не заболели?
Форд поднял на нее пустой взгляд и посмотрел в круглые, как у птички малиновки, глаза этой миниатюрной женщины. Джанет была его другом и наперсницей, а не только домработницей. Жизнь у нее была трудной, но об этом никогда не догадаешься, такой легкой и веселой была она в общении. За десять лет, что она проработала у Форда, когда он купил этот дом, они стали близкими людьми. Она относилась к нему по-матерински и смотрела на него, как на одного из своих сыновей, при случае могла и отругать. А он рассказывал Джанет все, в отличие от родной матери. И не потому, что Изабелл его не поняла бы или не дала хорошего совета, но после смерти отца Форд чувствовал себя обязанным оберегать мать от проблем и волнений.
— Я сегодня утром видел Мелани, — сказал он. — Мирного разговора не получилось.
