Ее щеки порозовели, взгляд затуманен — она вся в моей власти.
Приподнявшись, я просовываю между нами руку и отодвигаю край ее трусиков.
Какая же она мокрая.
А вот падла-диван ужасно узкий!
— Может быть, лучше на кровать? — хриплю я, опираясь на локоть, пока мой палец медленно скользит по клитору.
— У меня нет кровати, — загадочно произносит Довлатова, прикрывая глаза. Ее дыхание учащается.
— Как это? — изумляюсь я. — В прошлый раз я видел, в той комнате, — киваю на стену, за которой располагается спальня.
Полина улыбается, нежно поглаживая мою шею.
— Я ее продала на Авито. Вчера забрали. Вот новую заказала, жду. Так что нет у меня кровати.
Я изгибаю бровь и становлюсь на колени. Моему взору открывается обалденный вид — ее обнажённые груди и раздвинутые бедра.
Мои глаза разбегаются.
— Ковер тоже новый, — замечаю я.
— Ага, — закусив губу, кивает Довлатова.
— Мягкий, мне нравится, — опустив руку, прикасаюсь к покрытию с длинным ворсом. — Хочу трахнуть тебя на этом мохнатом коврике.
Полина смеется.
Как же мне нравится ее смех.
Снова целуясь, мы избавляемся от одежды и перебираемся на пол. Мои колени утопают в мягком ворсе.
Клянусь. Этот ковер просто создан для полового акта. Во всех значениях этого слова.
Я тянусь к джинсам, достаю из кармана презерватив и, надев его, снова располагаюсь между бедер Полины. Она нетерпеливо давит мне на задницу, укладывая сверху, берет мой изнывающий от желания член и направляет головку внутрь своей чудесной мокрой киски.
О, да.
Я толкаюсь глубже и прикрываю глаза от удовольствия. Она непросто чудесная, она фантастическая.
Это я и о киске, и о Довлатовой в целом.
После секса мы какое-то время болтаем ни о чем, лежа по центру ковра.
Все так странно.
Нам всегда есть, что обсудить, даже если это что-то совершенная нелепица.
Мы на одной волне.
— Полин? — зову я девушку, набравшись смелости.
— Я, — знакомой интонацией отзывается она и дразняще ведёт рукой по моему торсу вниз до самого паха.
Чувствую, что снова твердею и заряжаюсь силой для второго раунда. Но сначала я хочу объясниться.
— Я ведь пришел попрощаться.
Ее пальцы замирают.
— Тебя взяли? — догадывается Полина.
Округлив глаза, я несколько раз киваю.
— Да, прикинь, сам в шоке. У них сразу две вакансии освободились, одна повариха в декрет ушла, а второй — на пенсию. И тут я — молодой, холостой, до пенсии, как до Китая пешком, в декрет точно не уйду — оторвали с руками и ногами, — пытаюсь шутить, но совсем не чувствую веселья.
Нахрена мне теперь сдался этот теплоход?
— Поздравляю! — в глазах Полины светится искренность. — Когда уезжаешь?
— Завтра.
Уголки ее губ ползут вниз, и меня это несказанно радует.
Она не хочет, чтобы я уезжал.
— Так скоро. И надолго?
— Контракт у меня до конца навигации. Конец октября — начало ноября, плюс минус, — объясняю ей.
— Ясно. Ну что ж. Желаю удачи, — она постукивает меня по плечу, но голос у нее грустный.
— Полина… — ложусь на бок.
— Не надо ничего говорить, — она качает головой, явно догадываясь, что я хочу обсудить.
— Ты права, это все испортит, — нехотя соглашаюсь с ней. — И, наверное, нам не стоит звонить друг другу или писать.
— Ладно. Если ты так считаешь, — сдержанно произносит Довлатова.
Между ее бровей проявляется хмурая полоса.
Я резко сажусь и обхватываю свои колени.
— Нет. Ты не понимаешь. Я пришел не за тем, чтобы потрахаться и свалить в туман на белом теплоходе. Я просто запутался, Полин, — оглядываюсь через плечо. — Мы провели вместе всего ничего, а мне кажется, у нас было так много всего, — наконец озвучиваю свои непонятные ощущения. — Секс с тобой, конечно, классный, но все остальное… откуда это?
Полина медленно поднимается.
— Я… не знаю, — ее голос звучит неуверенно.
И я теряюсь. Почему-то мне казалось, уж она-то должна быть в курсе всей этой фигни.
— Но ты же тоже это чувствуешь? Что-то происходит, верно? — спрашиваю ее.
Полина вздыхает.
— Да. И так не должно быть… Ты молод…
— Не начинай!
Как же эта хрень бесит!
— Но я не могу не начинать. Пойми, Тём, у меня больше нет права на ошибку. Время уходит. Я… — Полина трясет головой. — Всего, чего я хотела, к чему стремилась, с каждым днем становится каким-то недосягаемым. Ну что мы будем делать, что у нас есть, кроме секса? Что?!
Если бы я знал.
Но что-то же терзает меня столько дней. Выходит оно существует?
— Давай не будем загоняться и просто посмотрим, что получится? — предлагаю ей. — Завтра я уеду. Но я вернусь, и мы поговорим по-настоящему.
— Если тогда нам будет, о чем говорить, — по ее голосу понятно, что она ни во что не верит.
— Ты даже не хочешь дать нам шанс.
— Артем, я не хочу связывать тебя никакими обещаниями. И, что бы ни случилось, я всегда буду помнить о тебе только хорошее. Устраивай свою жизнь, рискуй, делай то, о чем всегда мечтал — оглянуться не успеешь, как тебе стукнет тридцать, и дальше — по накатанной.
— Не говори со мной в таком тоне. Ты мне не мамочка, — огрызаюсь я.
— Да уж какая из меня мамочка, — язвит Полина.
Я прикусываю язык, понимая, что мои слова прозвучали грубо, учитывая ее ситуацию.
— Не хочу с тобой ругаться.
— Я тоже, — потянувшись, она обвивает руками мою шею.
Наши бедра соприкасаются.
— Полин?
— Хватит, Тём. Ну я прошу тебя, — Полина целует меня в висок и встает. — Идем, сварю нам кофе, — хватает свой маленький халат.
И я, как послушный баран, иду за ней на кухню, где с каменной миной наблюдаю за тем, как Полина заправляет гейзерную кофеварку.
Момент упущен.
Что мне ещё сказать? Если я сам ни хрена не понимаю.
— Иди сюда, — хлопаю себя по коленке.
Полина садится сверху лицом ко мне и медленно целует в губы.
— Ты даже не представляешь, что для меня сделал, — шепчет она, смещая поцелуи к шее.
Я хочу спросить, что она имеет в виду, но мои губы заняты. И вот я снова беру ее прямо на чертовом стуле. Хотя кто кого берет — ещё вопрос. Оседлав прямо в своей кухне, Полина скачет на мне так жестко и самозабвенно, что я не могу отвести взгляда от ее лица.
Уходить не хочется.
Я засиживаюсь у нее до темна, кофе мы пьём уже остывшим. При этом Довлатова ведёт себя свободно, шутит и позволяет мне прикасаться к ней так, словно завтра мы снова увидимся, словно у нас с ней есть какое-то завтра.
Уже стоя в пороге с тяжёлым сердцем я говорю Полине:
— Я буду скучать, — и это единственное, в чем я уверен на все сто.
— Задай им жару, — улыбается Довлатова.
— Устроить пожар — не самое лучшее пожелание человеку, который проведет несколько месяцев в замкнутом пространстве на нижней палубе, — шучу я.
Мне хочется еще немного полюбоваться ее улыбкой.
— Тогда беру свои слова назад. Будь осторожен. Или, как там говорится, семь футов под килем?
— Спасибо, Пупсон. До встречи?
Полина коротко кивает.
— Пока, Тёма.
Я тоже киваю, давая понять, что уважаю ее решение, медленно целую в щеку, а затем выхожу за порог и спускаюсь пешком с седьмого этажа.
При этом, примерно, столько же раз меня посещает мысль вернуться назад и продолжить начатый разговор по-взрослому. Пусть я и не силен в подобном. Однако всякий раз что-то меня тормозит.
И это что-то — чертова неуверенность.
Кто я такой, чтобы просить ее дождаться меня?
Она взрослая, сексуальная и умная. А ещё смешная и ранимая. У нее потрясное тело и самая красивая улыбка.
И, кажется, ничего лучше этой женщины со мной еще не случалось.
Нет. Не кажется.
Так оно и есть
9. Полина
Два с половиной месяца спустя…
