было ему докладывать, но потом взглянул на часы и, осознав, что могу опоздать, пытался сбежать от него. Не пускал, представляете! Ну, я осмотрелся, нет ли кого по близости, и, недолго думая, как дал ему с колена… Тот загнулся, начал кряхтеть, но остался, слава Богу, цел. Вот я и улизнул…»
После этих слов Надеждин захохотал, за ним захохотали и остальные литераторы, в том числе и я. Парнишка улыбался. Досталось же этому Балаболову.
Н: «Не обращайте внимания на наш смех, юноша. Умоляю, расскажите уже историю».
П: «Хорошо, слушайте. Я сам не прочь почитать что-то интересное, а где его взять, сам ума не приложу. Дай, думаю, спрошу у бабки. Сказала она, что сейчас есть писатели новые, которые пишут про эту «фантастику», они о себе дают знать, а есть писатели – «хранители старого». Они скромные: кто-то просто печатает ограниченную партию своих историй, а кто-то держит при себе и ждёт, пока кто-то его на свет «вытащит». Так вот она мне и сказала, где живёт один такой «скромный» писатель. Ну, я отправился к нему. Это оказался мой ровесник, представляете. Пришлось долго вымаливать его, чтобы он дал почитать мне хоть что-то. Но он сжалился и дал самое интересное, самое странное, что у него есть. И знаете что? Я такого никогда не видел и не читал! А читаю я, поверьте, достаточно. Не могу вам пересказать этот «роман»: автор мне запретил это делать. Я могу только сказать, что этот парнишка сам себя наружу «вывернул» и всё это изложил… Это было бы не столь интересно, если бы ни его попытки изложить чувства. У него это почти получилось! Был бы я философом, я бы задумался о том, что там написано, а так просто скажу, что мне было очень интересно, грустно и… страшно… будто за душу взяло…»
Н: «Скажите, а где найти этого юного писателя?»
П: «Давайте я лучше напишу вам его адрес, ибо его мне тоже выдавать нельзя. Это только для вас, председатель, никому не показывайте и не рассказывайте, пожалуйста, и с собой никого не берите, если собираетесь туда отправиться».
Н: «Спасибо тебе большое».
Он пожал руку юноше и поспешил удалиться с заседания. Что было дальше я узнал по секрету со слов председателя.
IV
Председатель побежал домой в надежде успеть посетить юного писателя. Но жил этот парнишка относительно далеко от нас – это осознал Надеждин, когда пришёл домой. Но всё равно он второпях сварил себе кофе, выпил его, сел в машину и поехал в нужном направлении.
Было пять часов вечера, когда Надеждин ушёл с заседания, а время его выезда приблизительно шесть часов. Он ехал всю ночь не останавливаясь. На уме у него была лишь одна мысль: встретить нужного ему человека. Путев будто раздул мехами огонь надежды председателя.
В нужный город Надеждин приехал примерно в четыре часа утра, то есть он доехал до места назначения за 10 часов с учётом одной остановки перекусить, заправить себя «кофеем», а машину – бензином. Эта остановка была уже в городе. Глаза у него были сонные, сам он на вид был очень уставший, но внутри он бодрствовал, ибо почти был у цели. Чуть позже четырёх он уже стоял у нужного дома. Тут Надеждин подумал о том, что юноша спит в это время, и сам быстро заснул.
Примерно в десять часов утра его разбудил юноша, который постучал в окно машины. Он спросил Надеждина: «Вы ко мне?». Тот спросонья кивнул, молча вышел из машины и проследовал за пареньком в дом. После кружки кофе Надеждин объяснил молодому писателю цель прибытия к нему в дом. Юноша спросил у председателя, откуда он узнал о нём, Надеждин солгал, не выдав Путева.
Несколько минут юноша сидел молча и о чём-то думал, а Надеждин смотрел на него и смиренно ждал. Потом парнишка встал, пошёл в комнату и принёс оттуда небольшую книжку. По словам председателя всё в ней было написано карандашом, немного неразборчивым почерком, который при старании всё-таки можно было разобрать, иногда подбирая слова по смыслу. Надеждина юноша оставил наедине с книгой, а сам удалился куда-то вглубь дома.
Странно только то, что Надеждин напрочь отказался рассказывать прочитанное им. Он сделал хмурое и грустное лицо, когда я попросил его рассказать о прочитанном. Единственное, что он рассказал, было описание изумления. Когда юноша вернулся к председателю (а это произошло минут через десять после окончания чтения Надеждиным книжки), Надеждин исступлённо, с горечью на душе посмотрел на молодого писателя и сказал: «Странно и печально, но очень интересно». Надеждин попросил почитать ещё что-нибудь, но уже ничто не могло вызвать такого удивления у него, как тот роман. Надеждин спросил: «А есть что-то наподобие того романа?». Юноша с печалью помахал головой, но вдруг начал чесать затылок и сказал, что будет продолжение, ещё более философское…
Мне самому захотелось прочитать этот роман и у меня получилось это сделать, правда, с трудом. С трудом я прочёл роман, с трудом осмыслил, но, слава Богу, осмыслил. И знаете, я тоже не могу вам его рассказать… Ничего из этой книги. Это нужно прочувствовать самому…
Мы с Надеждиным перестали писать что-либо, мы нашли то самое НИУ, но пока только для себя. Мы ждали продолжения, обдумывая и обсуждая прочитанное. Но больше всего нас интересовало другое: как бы отреагировали на этот роман другие? Мы с нетерпением стали ждать выпуска этого романа и создания его продолжения…
