Эмили не знала, что и думать обо всем, что он рассказал ей. Она и представить себе не могла такой жестокости по отношению к родному брату.
— Возвращаясь к тем временам, хочу полюбопытствовать: чем ты занимался на ранчо? Если Кеннет был ответственен за скот, то за что ты?
Купер скорчил гримасу.
— В то время за немногое. Меня уже начали выживать с ранчо.
Эмили стояла рядом с Купером, который, казалось, с головой погрузился в изучение состояния уздечек, требовавших починки, и наблюдала за ним. А ведь, несмотря на всю любовь к Куперу, она никогда по-настоящему не знала его. Она знала вкус его поцелуев, знала, как приятно болтать и смеяться с ним, даже знала, каково это — заниматься с ним любовью. Но она никогда ничего не знала о его чувствах. Возможно, он и сам этого не хотел.
— Ты считаешь меня похожей на твоего отца? — спросила она. — Ты полагаешь, я предпочла тебе Кеннета, а сейчас думаю, что тебе здесь не место?
Он смотрел на старую уздечку.
— Ты это сказала, не я.
— Купер… я всегда считала, что тебе должна принадлежать часть ранчо… до тех пор, пока не поняла, что она тебе не нужна…
В его взгляде промелькнула ярость. Или это была боль? Он резко схватил ее за плечо.
— Ты считала, мне не нужна ты? — поинтересовался он обманчиво сладким голосом. — Ты это хочешь сказать?
— Кеннет любил меня. А ты нет. Все просто. — На самом деле ничего простого, но она должна заставить его поверить в это. Учитывая ее нынешние чувства, небезопасно открывать ему душу.
— Для двадцатипятилетней женщины ты была чересчур наивна, — сообщил он свое мнение.
Ее глаза вспыхнули.
— Спасибо, именно это мне и нужно было услышать.
Он сильно встряхнул ее.
— Тебе многое нужно услышать! — Его лицо медленно склонялось к ней. — Впрочем, не думаю, что слова помогут, — пробормотал он.
— Купер, не надо… — ее протест был прерван поцелуем.
Ужас и смущение завладели Эмили, но, почувствовав теплоту его губ, она уже не задумывалась о том, почему целуется с ним. Главное — целуется, чувствует то же самое, что и раньше!
Бессознательно ее руки заскользили по его спине и обвили шею. Губы раскрылись навстречу его губам. Именно такого Купера она любила, и Эмили издала блаженный стон. Именно этот Купер делал ее столь счастливой.
И столь несчастной, ужасно несчастной.
Эмили резко отстранилась.
— Ты нисколько не изменился, — пробормотала она хрипло.
Его губы надменно искривились.
— Должен ли я расценивать это как комплимент?
— Ты… пользуешься преимуществом надо мной.
Он откинул голову назад и рассмеялся.
— Может, десять лет назад я и должен был чувствовать себя виноватым за это, но, как ты сказала, ты больше не наивная девчонка. Ты уже знаешь, какой я ублюдок…
Эмили сжала кулаки.
— Это не причина, чтобы быть таким грубым.
— Но и тебе незачем все драматизировать. Это был просто маленький поцелуй, совсем не похожий на ту безумную страстную любовь, которая была когда-то.
Может, для него это и маленький поцелуй, но не для нее.
— И мы никогда не вернемся к той безумной страстной любви!
— Нет, — согласился он. — Мы — нет. Но я мужчина, прямой и простой, с обычными для любого мужчины желаниями и потребностями. Подозреваю, ты на каком-то этапе позабыла об этом.
Конечно, если она забыла, то несколько минут назад он довольно убедительно напомнил. Ее губы все еще горели, и она знала, что предательский румянец окрасил ее щеки.
Купер не сводил глаз с ее вздымавшейся груди, с заалевших щек и размышлял, почему эта женщина по-прежнему кажется ему такой неотразимой.
А переставал ли он вообще любить ее?
— Эмили, ты ведь приедешь в «Скалистое» на День Благодарения?
Ожидая, пока регистратор выпишет ей талон на следующее посещение, Эмили разговаривала со своей тетей Джастиной. Сестра Роуз, Джастина тоже была высокой красивой рыжеволосой женщиной, потрясающе выглядевшей для своих лет. Поскольку Джастина работала медсестрой в клинике, Эмили виделась с ней каждый раз, когда приходила на прием к доктору Беллами.
— Честно говоря, я совсем забыла о празднике. Хотя теперь припоминаю, что в начале месяца мама что-то говорила об этом. Полагаю, родители будут?
— Разумеется. И надеюсь, остальные члены семьи тоже выберутся. Хотя я, как всегда, не уверена насчет Чарли.
Кузен Эмили, Чарли, был техасским рейнджером. Джастина и Рой очень гордились им, но это не уменьшало их беспокойства за него.
— Он до последней минуты обычно не знает, сможет ли освободиться на работе, — заметила Эмили. — Когда ты говорила с ним? Как он поживает?
Джастина вздохнула.
— Мой сын работает на износ. Но он утверждает, что ему нравится.
Эмили улыбнулась тете.
— Чарли всегда вкладывает душу в то, что делает. Вот почему он такой хороший рейнджер.
Джастина еще раз вздохнула, но уже с улыбкой.
— Знаю, просто я хочу, чтобы он хоть немного души потратил на поиск жены для себя.
— Уверена, что со временем он так и сделает, тетя Джастина. Позволь ему решить этот вопрос самому.
Джастина согласно кивнула.
— Так что насчет Дня Благодарения? Нам будет тебя не хватать.
— Ну, я не знаю… — «Скалистое» было фамильным имением Мердоков. Несмотря на то, что сейчас там жила лишь Хлоя, младшая из трех сестер, Джастина и Роуз по-прежнему считали его и своим домом. Почти все праздники и семейные торжества проводились именно там. Это было типичное фамильное гнездо. Как же она сможет привести туда Купера? — Ну, не знаю. Я…
Джастина все поняла.
— Купер все еще у тебя?
— Да. Он… много работает, чтобы привести ранчо в божеский вид.
— Тогда ты должна привезти его с собой. Если только у него нет… других приглашений.
— У Купера нет жены, — Эмили поняла намек Джастины.
Тетя взяла стопку медицинских карт и направилась в сторону смотровых.
— Будь внимательна к своему здоровью, дорогая. Увидимся! — крикнула Джастина уже по дороге к кабинетам.
Со вздохом Эмили взяла у регистратора талончик и направилась к выходу. Купер привез ее сегодня сюда и должен был забрать — по крайней мере, так они условились.
Застегивая пальто, Эмили взглянула на часы. Она пробыла в клинике более часа, следовательно, он подъедет с минуты на минуту.
Менее чем через пять минут она заметила, как его черный пикап появился на парковке. Подняв воротник пальто, она покинула теплый холл клиники.
На полпути Купер перехватил ее и взял за руку.
— Ты можешь поскользнуться, — объяснил он. — Я вообще не понимаю, почему в такую погоду ты носишь сапоги на скользкой кожаной подошве.
