В одной из зеркальных витрин красивые девушки наряжались на бал своими горничными. Некоторые были почти совсем готовы. Складки роскошных платьев расправлялись на их плечах очаровательными французскими субретками в маленьких кружевных шапочках. Другие изящные создания, более ленивые, все еще стояли в тонких юбках «пренсесс» и в длинных шелковых корсетах, охватывающих их талии. Фоном для этих особ служили действительный туалетный столик, кровать с кружевным балдахином и бледно-голубые занавеси.
В комнате в стиле Людовика XVI, несколько восхитительных восковых девушек и такое же количество восковых молодых людей, с чрезвычайно широкими плечами, танцовали декоративное танго. А в соседнем отделении четверо молодых людей, в соответствующих костюмах, играли в теннис. Трудно представить себе, но только перегородка отделяла эту летнюю сцену от спорта в альпийских горах. Тут катались на лыжах, ездили на санках и перебрасывались снежками; за следующей дверью был скэтинг-ринг на зеркальной поверхности.
Немного далее находилась молодая восковая мать, на вид не более 18 лет, окруженная в детской огромным количеством восковых детей, начиная с грудного и кончая двенадцатилетним. Здесь находилась также бабушка и нянька и несколько игрушечных собак и кошек. В другой комнате стояла рождественская елка, а дальше находились школьники, сидящие за своими партами.
Но лучше всего были автомобильные гонки, или зоологический сад с медведями, ослами и змеями, развлекающимися среди деревьев и цветов.
Вин раньше не раз заглядывала в эти окна, нервно проходя мимо них, но теперь она замедляла свои шаги, стараясь проникнуться восковым миром этой роскошной страны праздности. Она медленно обходила кругом большое четырехугольное здание, три стороны которого были зеркальные, а четвертая примыкала к огромному открытому входу, через который стремились люди с пакетами, нагружавшимися на грузовые автомобили. Девушке пришла в голову мысль, что это было кладбище для жизни за витриной.
Это хождение вокруг, сопровождаемое наблюдением и заглядыванием в себя, могло на короткое время отдалить тяжелую минуту, но настал момент, когда Вин должна была или присоединиться к множеству людей, непрерывно входящих в незаметную боковую дверь, или возвратиться домой, отказавшись от своего намерения.
«Ну, конечно, я никогда не увижу здесь Питера Рольса или его сестру»,— сказала она себе в двадцатый раз и вошла в дверь, вслед за высоким молодым человеком, в то время, как какая-то девушка позади нее тесно прижалась к ней, как сардинка к сардинке в коробке.
— Идите, идите, за этой эффектной особой в темном, — пробормотал какой-то голос.
— Не правда ли, она похожа на куколку? — произнес другой голос.
Услышав эти слова, Винифред поняла, что это к ней относились выражения «эффектная особа» и «куколка». Она покраснела до ушей, и у нее пошел звон в ушах.
Когда тесный хвост мужчин и женщин продвинулся вперед вдоль коридора по другую сторону входной двери, началось восхождение по лестнице, сделанной на случай пожара. Медленно поднимались из этажа в этаж. Другие мужчины и женщины поодиночке и без всякого порядка спускались вниз. Никто ничего не сказал Вин, но она сообразила, что эти в одиночку спускающиеся люди — армия, потерпевшая поражение; те, которые не поступили на службу. Она подумала, что, может быть, через несколько часов безуспешного ожидания и стояния на ногах, она окажется в их числе.
Она насчитала семь этажей, пока, наконец, она и те, кто шел спереди и сзади нее, не вошли в коридор, гораздо более длинный, чем тот, что был у входной двери. Они приближались гуськом к помещению конторы, вся передняя сторона которой состояла из сплошного окна. Окно было приподнято, и идущий оттуда электрический свет освещал этот вообще экономно освещенный угол. Вин с любопытством рассматривала лица своих спутников. На каждом лице она читала, как в открытой книге; она перестала чувствовать себя чужой этим молодым мужчинам и женщинам, только потому, что они были американцами, а она была англичанкой. Ей пришла в голову странная мысль, что она и все остальные, и все жители земли нанизаны на одну и ту же блестящую нить жизни, которая, помимо их ведома, объединяет их всех.
Сознание того, что сердца близ нее бьются надеждой или страхом, или сжимаются от разочарования, было столь явно, что тяжелый воздух помещения показался Вин насыщенным электричеством. У нее закружилась голова. Печаль и усталость давили ее. Запах непроветренного платья, человеческого пота и дешевых духов ударял ей в голову.
— Что, девица, устали? — спросил высокий молодой человек, на широкую спину которого Вин невольно опиралась при восхождении на лестницу. Ее поразила такая манера обращения, но дружеское выражение его четырехугольного лица, обрамленного густой щетиной белокурых волос, подбодрил ее. По-видимому, слово «девица» было самым подходящим в этом месте.
— Не очень. А вы? — Она почувствовала, что разговор даст ей облегчение. В коридоре было холодно, несмотря на духоту, и время тянулось бесконечно.
— Я? Гм, если бы вы только могли представить себе, чем я занимался всего месяц тому назад.
Он повернул свой резко очерченный профиль; его голова крепко сидела на огромной твердой шее, охваченной низким широким целлулоидным воротничком, блестевшим, когда свет попадал на него. Винифред видела только один его глаз и призрачный блеск другой роговицы, но этот один зеленовато-серый зрачок был привлекательнее целого десятка обычных глаз.
— Если я выскажу то, что мне пришло на ум, боюсь, что это будет очень глупо, — сказала Вин. — Вы похожи на атлета, или…
— Или? —
— Или на укротителя зверей… так мне кажется.
— Правильно! Продвигайтесь-ка вперед, маленькая девица. Здесь есть местечко.
Сардинкам теперь стало настолько свободно в частично освободившемся ящике, что они могли двигаться и даже изменять положение.
Здоровый парень повернулся, обхватил своей рукой талию Винифред, словно приглашая ее на вальс, почти приподнял ее на воздух и поставил на свое место.
— Слава богу! — прошептала она.
— Так как вы славное дитя, — заявил он, то место за вами. Понимаете? Если Питеру Рольсу будут нужны только одни руки, когда придет ваша очередь, вы получите место, а я останусь ни с чем. Я был укротителем львов в зверинце Джэкса и Буна, но мой любимый лев издох на моих глазах. Понимаете, мои нервы устали, а животные начинают скакать так же быстро, как блохи, когда чувствуют, что вы уже не тот, что раньше. Этот магазин словно создан для вас, а мне уже, видно, придется искать другого места. Если Питер Рольс сможет воспользоваться мною, то только за гроши. А мне необходимо немного подкормиться.
