— Между прочим, — сказал он, — ты не забыла, что у нас дальше по расписанию?
— Расписанию?
— Караоке.
— А я думал, вы не поете, — удивился Роджер.
— Я и не пою. — Ханна широко распахнула глаза, прижав руку к груди.
— Она не шутит. Она действительно не умеет петь, — вставила Вирджиния.
Решив, что услышал достаточно, он взял Ханну за руку и потащил ее прочь от компании. На прощание он помахал им через плечо. Поразвлеклись, хватит.
Через толпу они пробирались молча. Ханна держалась как можно ближе, чтобы не потеряться. Ее маленькая ладонь в его руке лежала надежно и приятно грела.
— Свадебные вопросы улажены? — просил он хрипло.
— Да, спасибо, — отрезала она. — Куда ты меня ведешь?
— Я сказал, что мы будем петь, значит, мы будем петь.
Внезапно она сильно дернула его за руку. Он обернулся и увидел, что Ханна остановилась.
— Если мы не будем петь, они просто подумают, что это была отговорка, чтобы убежать от них.
— А разве не так?
— Только если ты не против того, чтобы они так думали.
Она насупилась, прикусив нижнюю губу. Он понял, что не в силах отвести глаз. Воображение несло его в неведомые дали.
Наконец она помотала головой:
— Но я на самом деле не умею петь.
— А они? — Он показал на группу парней, скакавших по сцене и громко мяукавших что-то непонятное. Но зрители все равно были в восторге. — А теперь выбирай песню.
— О господи. Не отвертеться, да? Э-э… Когда я мечтаю о том, как буду проходить кастинг для шоу талантов, я всегда пою что-нибудь из мюзикла «Бриолин».
Он широко улыбнулся наивности ее мечтаний. Ханна, заметив это, огорчилась:
— Ты не видел «Бриолин», да? Ну, одна я туда не пойду.
— Не бойся. В детстве я был безумно влюблен в Оливию Ньютон-Джон.
Ханна отпустила его руку и открыла рот в изумлении. Воспользовавшись возможностью, он подтащил ее поближе к сцене.
— Прелесть какая! — рассмеялась она. — Ты, должно быть, пел ее песни, держа мамину расческу как микрофон, а? Можешь не скрытничать. Я никому не скажу. Ну, только Соне — ты же знаешь, она умеет хранить тайны.
Она помотала головой; густые темные волосы рассыпались по плечам, обнажив участок мягкой, золотистой кожи пониже уха, который так и напрашивался на укус. Он утешился тем, что привлек ее поближе и прошептал на ухо:
— Желание дамы — закон. Пусть будет «Бриолин».
Взглянув на возвышающийся перед ними помост, Ханна с трудом сглотнула:
— Значит, выхода нет?
— Одна песня. Покажи им, что твоей храбрости хватит на двоих, пусть даже в конкурсах красоты тебе не везло.
— Ты считаешь, я храбрая?
В ее глазах можно было утонуть.
— Еще бы.
— Тогда давай, пока я не передумала.
Брэдли снова взял ее за руку — теплую, маленькую… доверчивую.
Не отпуская Ханну, он обменялся парой слов с парнем, отвечавшим за караоке, и заплатил ему двадцать долларов, чтобы закончить со всем этим поскорее.
— Ладно, — сказала она, переминаясь с ноги на ногу и разминая шею, словно собиралась сделать тройной кульбит, а не музыкальный номер. — Мы уже определились: я делаю это потому, что я — трусиха. Но ты?
— Обстоятельства…
— Я почти год с тобой работаю, Брэдли. Я тебя знаю. Выставлять себя на всеобщее обозрение для тебя равносильно пытке.
Она почти угадала, но истинную причину он никому еще не говорил.
— Ну хорошо, — сказала она. — Не говори. Я сама все узнаю.
И она улыбнулась. С уверенностью женщины, которая его знала. Которой он небезразличен. И которой все равно, что он об этом знает.
Вот черт. Посреди бара, без выпивки — ему предстояло серьезное испытание.
К счастью для нее, он не мог бросить ее одну на съедение волкам. Свою историю он переписал. Он больше не мальчик-сирота. Он мужчина, который покорил горы и показал другим, как это делается.
Ханне еще предстояло осознать, что, взобравшись на сцену, она не просто подтвердит или опровергнет слова матери о ее бесталанности. Главное — она больше не будет рассказывать о том, как мать в ней разочаровалась. Она будет рассказывать о том, что набралась мужества и исполнила песню на вечеринке в честь свадьбы ее сестры.
И если ему придется ради этого показаться на публике, то пусть.
Песня, которую пела группа парней, закончилась, и исполнители ушли с помоста под одобрительные выкрики зрителей. Взяв вялую Ханну под руку, Брэдли повел ее по ступенькам. Оказавшись на самом верху, он подтолкнул ее прямо под свет софитов. Как он и надеялся, толпа сразу же бешено зааплодировала ей. Она рассмеялась. Покраснела. Сделала реверанс. Зрители просто с ума сошли. Ее глаза возбужденно блестели, на лбу выступила испарина, но она выставила вперед подбородок, словно бросала вызов тем, кто говорил, что она на это не способна. Ее внутренняя стойкость поразила его.
Первые нотки «Только ты мне нужна» раздались из динамиков, и все присутствующие поднялись на ноги и как один одобрительными возгласами поддержали Ханну.
Опустив микрофон, она посмотрела ему в глаза:
— Ты умеешь петь?
— Скоро узнаем.
Держа в руках босоножки, Ханна пробежала по мраморному полу до лифта. У нее в ушах все еще гремела ритмичная музыка, все тело было расслабленным и легким, как пушинка. В голове все еще шумело от коктейлей и адреналинового всплеска, случившегося во время ее вызвавшего целый шквал аплодисментов дуэта с Брэдли.
Она обернулась и пошла задом наперед, улыбаясь своему соучастнику.
— Из всех сумасшедших событий этого вечера больше всего меня поразило то, что ты отлично поешь!
— Ты так и сказала — раз или два, — протянул он.
— Я полный ноль. Но ты был прав — это не важно. Я чувствовала себя рок-звездой! Ты все это знал наперед, я уверена!
— Угадал, мне повезло, — сказал он, ускорив шаг.
Подбежав к лифту, Ханна нажала на кнопку вызова, но в тихом, пустынном фойе раздался такой громкий звон, что она хихикнула:
— Ш-ш!
— Это ты «ш-ш».
— Не-а, — громко сказала она. — Сегодня меня не заткнешь. Я никогда еще не пела перед таким количеством знакомых и незнакомых людей, я спела плохо, но все же выжила. Теперь мне ничего не страшно. Хочу танцевать.
И она начала танцевать. Подняв руки, покачивая бедрами, она кружилась, кружилась, кружилась, чувствуя себя свободной от чужих суждений. Раньше она делала только то, что ей удавалось, но теперь, пойдя на то, что в ее сознании всегда было связано с публичным унижением, она обнаружила, что этот опыт не был таким уж ужасающим. Она чувствовала, что может все что угодно. Летать. Играть на скрипке. И Брэдли… Когда его сильные, крепкие руки обхватили ее за талию, она подумала, что ее желание было так сильно, что она призвала его одной только силой воли.
