Герцог пожал плечами:
— Понятия не имею. На самом деле я здесь вообще ни при чем, между нами ничего не было. Просто особа пребывала в крайнем отчаянии, и я решил, что, как истинный джентльмен, обязан сыграть роль в сочиненном бедняжкой сценарии.
— Наверное, она надеялась, что вас заставят жениться.
— Не думаю. Если бы она стремилась получить мужа, то обвинила бы кого-нибудь рангом пониже — того, кто клюнул бы на предложенное отцом богатое приданое.
— Значит, вас спас герцогский титул, — кивнула Джемма. — И все же вы героически приняли ответственность.
— Ничего героического, — сухо возразил Вильерс. — Я же отказался жениться. Всего лишь воздержался от констатации того факта, что едва знаком с леди Кэролайн. Она же, в свою очередь, отлично играла роль: на всех балах упорно прожигала меня трагическим взглядом, пока отец не увез шалунью в Канаду. А через несколько месяцев ребенка прислали в Англию, сопроводив компрометирующим письмом в мой адрес. Выхода не было; оставалось одно: признать чужого младенца.
— И вы даже не знаете, где сейчас мать?
— А с какой стати меня это должно интересовать?
— Оригинальная позиция.
— Вот так ребенок и попал в мой выводок.
— А кто же остальные жертвы невоздержанности? Продажные женщины?
Герцог нетерпеливо отмахнулся.
— Ваш ход, Джемма. Я твердо намерен выиграть. Кстати, шлюх среди них нет. Во-первых, я себя чрезвычайно уважаю, а во-вторых, в подобных связях велик риск подцепить дурную болезнь…
— Подробности излишни, — остановила герцогиня. — Если желаете, можете называть этих особ куртизанкам…
— Их положение в обществе не имеет значения, — подчеркнуто перебил собеседник.
Как Джемма и надеялась, герцог слишком увлекся разговором и не заметил, что оставшийся невредимым белый слон угрожал черному ферзю.
— Позвольте не согласиться. Что ни говори, а они воспитывают ваших детей. Трудно представить, что кто-то из этих особ учит малюток играть в шахматы. Зато девочки наверняка получают другие полезные знания.
— В действительности лишь один из отпрысков остается на попечении матери, — честно признался герцог.
— А что с остальными?
— Мой стряпчий обеспечивает им достойное воспитание.
— А вы не вникаете?
— Зачем? Считаете, что…
— Если бы у меня был ребенок, я бы знала, где он находится и чем занимается!
— Итак, в списке отцовских обязанностей уже два пункта, — вздохнул герцог. Он выглядел поразительно невозмутимым. Прежний Вильерс, которого, судя по всему, уже не существовало, давно бы поспешил прочь. — Во-первых, выяснить, где находятся дети, а во-вторых, обучить всех до одного древней мудрой игре.
— Полагаю, необходимо самому заняться воспитанием. Пару недель назад мы уже обсуждали этот вопрос. Правда, я думала, что речь идет всего лишь о двух малютках. — Джемма передвинула пешку и попыталась сосчитать, сколько ходов осталось до атаки на ферзя.
Герцог поднял голову.
— Тогда вы шутили. Надеюсь, что шутите и сейчас.
— Ничуть! Держитесь за пешку, потому что намерены сделать ход?
Он снова взглянул на доску, слегка нахмурился и переставил фигуру на соседнюю клетку.
— Дети должны жить с родителями. Это основной посыл правильного воспитания.
— Не говорите глупостей. У меня нет жены.
— А разве граф Балстон не воспитал дюжину внебрачных отпрысков?
— Граф Балстон был женат.
— И двое из детей по праву принадлежали ей. Дело за малым: найти вам супругу… правильную супругу.
— Такую, которая не станет возражать против плодов моей невоздержанности, потому что сама грешна?
— Урок пошел бы вам на пользу, — поучительно заметила Джемма и, заметив на лице гостя унылое выражение, рассмеялась.
— Считаете, что необходимо жить со всеми своими детьми?
— Ну, как сказать… нет. — Она передвинула слона. — Шах и мат.
Соперник в отчаянии смотрел на ловко подстроенную западню.
— О ужас! Вы отвлекли меня разговором!
— Но как же чудесно вы выглядели, когда представили детей в собственном доме! Просто прелесть!
Вильерс оторвал взгляд от доски.
— Думаю, мог бы взять одного ребенка.
— Что?
— Мог бы взять к себе одного. Как по-вашему, достаточно?
— Достаточно для чего? — Джемма смотрела на собеседника так, словно увидела впервые. — Я всего лишь старалась выиграть партию. И выиграла. Может быть, хотите найти неверный ход, который обусловил поражение?
Герцог пожал плечами:
— Зачем? Вы выиграли. Если позволите, немного посижу и подумаю.
Джемма вскочила.
— Подумаете о том, стоит ли забрать детей? Да я всего лишь хулиганила, Вильерс! Честное слово. После этого за вас не выйдет ни одна приличная женщина. Надо же было наговорить столько чепухи!
Он встал и шагнул навстречу. Герцог был высоким — почти таким же высоким, как Элайджа, оказавшись рядом, Джемма вынуждена была задрать голову.
— Я не хочу жениться на приличной женщине, — медленно произнес он.
Боже милостивый! В его черных глазах появилось странное, прежде неведомое упрямство. Их шутливая дружба продолжалась уже почти год — с тех самых пор, как она вернулась из Франции и предложила шахматный турнир… турнир, который не заканчивался, потому что был обречен на бесконечность… поскольку последняя партия должна была состояться в постели.
— Леопольд, — прошептала Джемма, — вы не должны…
— Должен. Должен смотреть на вещи серьезно, — мрачно перебил герцог. — Вы замужем. Замужем за моим лучшим другом — другом детства. А Элайджа… — Он замолчал, словно решив не произносить тех слов, о которых только что думал, и снова вздохнул. — Элайджа имеет на вас право, а я нет. Единственное, что остается сказать… после встречи с вами идти уже некуда.
Удивительный комплимент проник в душу, в сердце, во все тайные уголки, куда только способно просочиться до боли искреннее признание в любви. Да, где-то в глубине существа все еще жила та юная Джемма, которая до сих пор не простила мужу давней связи с любовницей.
Герцогиня покачала головой. Нет, измена невозможна.
— Мы хотим ребенка, — прошептала она, делая вид, что ничего не знает о болезни супруга.
— А у меня уже есть дети. Думаю, пришло время с ними познакомиться. — Вильерс отступил, и, незаметно для себя, Джемма вытянула руку, словно пытаясь удержать. Слова прозвучали с горькой безысходностью и в то же время с ироничной насмешкой над самим собой.
— Вы еще непременно полюбите, Леопольд. Кому-нибудь удастся завоевать ваше неприступное сердце.
Он молча покачал головой.
