Но даже когда она заговорила, у нее по-прежнему дрожал голос:
— Я не знаю, как это уладить.
Он встретился с ней взглядом, застыв с чертежами в руках.
— А ты хочешь все уладить?
— Да, я хочу все уладить! — Она нервно рассмеялась. — Мне тоже все это не нравится!
Голос Алекса сделался более вкрадчивым.
— Поговори со мной, О'Коннелл.
— Я не знаю, с чего начать.
— Если я скажу, что думаю, это поможет?
Она ничего не ответила, а он расправил плечи, словно защищаясь.
— Потому что я много размышлял. Возможно, если я скажу, что думаю, тебе будет легче сказать Мне, прав я или нет...
Она продолжала молча смотреть на него. Алекс обреченно вздохнул и продолжил:
— Я думаю, источник наших бед надо искать в том, кто я такой.
— Архитектор?
Он ухмыльнулся и снова засунул руки в карманы.
— Нет, не архитектор. Фипджеральд.
Мерроу чуть не открыла рот от удивления. Оказывается, он тоже знал, что их неравное социальное положение станет неразрешимой проблемой. Видимо, он все время это понимал, как и она.
— Я понимаю, что ты можешь считать мою жизнь скучной. Есть определенные обязательства, связанные с тем, кто я такой, и тебе может быть трудно взять их на себя.
Подождите! Дело приняло неожиданный оборот... Но она ждала, что еще он ей скажет.
— Женщине, появившейся в моей жизни, не удастся скрыться от папарацци и тому подобное, ей автоматически придется взять на себя ответственность и обязательства семьи Фипджеральд. Надо пожимать руки, улыбаться для фотографий и так далее и тому подобное. Это непростая работа. Я всегда это понимал...
Мерроу напряглась. Разговор пошел совсем не так, как она ожидала.
— А тебе самому как живется? Тебе хорошо? Привык же ты к такому образу жизни?
Он улыбнулся в ответ.
— На самом деле я чувствую себя вполне комфортно. Но я всегда знал, чего от меня ждут окружающие, и стремился соответствовать их требованиям, а вот моя сестра всячески сопротивлялась. Может быть, если тебе доведется встретиться с ней и подружиться, она тебе сама об этом расскажет.
Мерроу подумала, что ей бы этого очень хотелось. Но она ничего не сказала.
— У меня есть цель, — продолжил Алекс. — Видела табличку на здании офиса на площади Меррион?
— Та, на которой написано «Фипджеральд и сын»?
— Да. — Он зашагал по комнате. — Я собирать к концу года убрать с нее надпись «и сын».
Мерроу улыбнулась, так решительно звучал его голос.
— И почему это так важно?
Алекс оперся на высокий письменный стол, скрестив руки на груди.
— Каждое поколение Фицджеральдов вносит свой вклад в семейную историю. Мой отец основал компанию и создал себе имя как архитектор, и именно его имя написано первым на табличке. — Он пожал плечами. — И я не собираюсь с ним соперничать. Но я смотрю в будущее. У меня обязательно появится жена, сын... Ну, ты поняла мою мысль. Глупо, наверное.
Ее взгляд потеплел.
— Нет, — покачала она головой. — Я не считаю твои слова глупыми. И даже горжусь тобой.
— Ну спасибо, мисс О’Коннелл. — Он подошел ней. — Вернемся к предмету разговора. Давай с тобой договоримся о том, как будем впредь вести себя, пока не вернулся Микки.
Мерроу замерла. Сердце ее заколотилось от странных предчувствий.
— Мне кажется, что происходит что-то хорошее, — негромко произнес Алекс.
— Мне тоже.
— Но в отношениях между мужчиной и женщиной не может быть абсолютных гарантий... Мы оба это знаем.
— Да.
— Придется просто посмотреть, куда нас это заведет. И мое предложение таково — давай прекратим игру. Больше никакого плейбоя и его возлюбленной.
— А мне нравилось быть твоей возлюбленной.
— Хорошо, тогда ты ею и останешься. Я вообще не хочу, чтобы ты менялась, О'Коннелл. Особенно сейчас, когда я собираюсь познакомить тебя с моими родителями.
Мерроу сразу помрачнела.
— Ты еще не встречался с моей семьей.
На его лице появилось выражение недоумения.
— Ты же сказала, что я никогда не встречусь с твоей семьей.
— И почему, как ты думаешь?
— Существует какая-то страшная тайна, о которой тебе нужно мне рассказать?
Она ухмыльнулась.
— Ты забавный парень. Но правда заключается в том, что мои родители могут за одну встречу разрушить репутацию всей семьи Фицджеральд.
— Я как-то сильно сомневаюсь в этом.
— Поверь мне!
Алекс выпрямился и засунул руки в карманы.
— Объясни.
— А тебе не кажется, что ты слишком часто засовываешь руки в карманы. Это раздражает. Разве Фицджеральду позволительно вызывать раздражение?
— Я делаю это лишь по одной простой причине: чтобы не приставать к тебе и не хвататься за всякие твои части тела. Я достаточно откровенно выразился?
— Не помню, чтобы я хоть раз жаловалась на твои приставания.
Алекс вынул руку из кармана, посмотрел на часы, потом засунул ее обратно, подальше от искушения.
— У нас десять минут до возвращения Микки. По крайней мере пять из них я бы хотел потратить на поцелуй. Поэтому поторопись с объяснениями.
— Мои родители очень свободолюбивы, они не женаты... А твоя семья вращается в кругу политиков и бизнесменов, так?
— Да. Один из них лидер ирландского правительства, двое крупных военных, один — бывший президент. Ну и главы компаний.
Мерроу лишь корчила гримасы, слушая его признания.
— Вот видишь! Мои родственники на фоне твоих покажутся вторым сортом. А тут еще их сомнительная для многих работа. И если кто-нибудь из твоих близких вздумает спросить, чем они занимаются в жизни, мои родители обязательно скажут — сексотерапией. Ты этого хочешь?
Алекс усмехнулся.
— Все, пять минут прошло. Я вынимаю руки из карманов...
— Нет, Алекс... Не сейчас. Микки может вернуться в любую секунду. — Она отступила подальше от него... Попробуй понять то, что я тебе сказала. Это чрезвычайно важно. Собрать в одной комнате наши семьи равносильно тому, что поджечь фитиль под пороховой бочкой.
Алекс некоторое время спокойно стоял, и, когда она на него взглянула, у него было на редкость удивленное и в то же время задумчивое выражение лица.
— И в этом заключалась вся проблема? Я не могу поверить своим ушам.
— Черт! Ты ничего не понял! — Мерроу в ярости топнула ногой. — На страницах газет обязательно появятся фотографии моих родителей, что нанесет сокрушительный удар по репутации твоей семьи.
— Опять двадцать пять! Мы будто бегаем по кругу!
Алекс шагнул к ней, но Мерроу постаралась избежать его объятий.
Было видно, что она вот-вот заплачет.
— Я никогда не сделаю то, что причинит боль тебе или повредит твоей репутации. Но с другой стороны, я люблю свою семью всем сердцем и душой. А еще... ты мне действительно очень нравишься, и я не могу...
