«Открой же глаза, взгляни на меня, – ласково уговаривал голос в голове. – Не опасайся меня в зверином облике, я лишь телом кошка, а разумом – человек».
Пушистый мех грел лежавшую поверх одеяла руку Дарёны. Ощущение огромного тёплого тела рядом оказалось неожиданно приятным, щекочущим и нежным, а голос в голове – до дрожи знакомым. Дарёна решилась открыть глаза и встретилась взглядом с двумя голубыми звёздочками, смотревшими на неё из тьмы пристально и зачаровывающе. Чёрная кошка была намного больше хрупкой и тонкой Дарёны: на одной только лапе с втянутыми когтями поместились бы в ширину обе ладони девушки. Когда эта тяжёлая лапища обняла её, Дарёне стало трудновато дышать.
– М… Млада? – прошептала она.
Вместо ответа морда кошки приблизилась, глаза превратились в синие щёлочки, и Дарёна ощутила на губах горячую, шершаво-влажную ласку. В следующее мгновение жёсткие сосочки на кошачьем языке исчезли, втянувшись, и ощущение шершавости пропало, осталась только мокрая горячая нежность. Обычные кошки со своим языком такого проделывать не умели, а этот зверь умел. Первый испуг был вытеснен изнутри поднимающимися пузырьками смеха.
– Ой… щекотно, – хихикнула Дарёна, утирая рукавом рубашки губы, подбородок и шею.
Кошка возвышалась рядом на постели огромной, чёрной, пушистой горой. Её внушительные размеры всё-таки вызывали уважительный трепет, и Дарёна сжалась в комочек, не решаясь дотронуться… С ласковым утробным урчанием чудо-зверь ткнулся носом в её руку, и в груди Дарёны что-то невольно сжалось. Пальцы запутались в густой шерсти, почёсывая кошке за ухом, и та, блаженно жмурясь, повернулась на бок и вытянула задние лапы по постели. Дарёна приподнялась на локте, охваченная порывом обнять и стиснуть тёплого и урчащего, сейчас совсем не страшного зверя. Словно почувствовав её желание, кошка сама придвинулась и переместила лапу с талии на бедро девушки. Дарёна, вороша пальцами мех на шее своей необычной соседки, поражалась тому, какой тоненькой и детской казалась её собственная рука на этом могучем теле. Резко выделяясь берестяной белизной на фоне угольной шерсти, она осторожно гладила плечо и бок кошки, а потом скользнула ей за спину, стараясь достать до лопатки.
«Вот так, – мурлыкнул в голове голос Млады. – Обними меня крепче, Дарёнка… Прижмись ко мне, почувствуй меня. Надо, чтобы ты ко мне привыкла и в таком облике, потому что это – моя суть».
– Какая ты… большая, – восхищённо прошептала Дарёна. – И красивая… Я тебя совсем не боюсь.
«Вот и хорошо. Твоё сердце узнало меня, оно откликнулось раньше разума. Ведь мы с тобою знакомы уже давно. Вспоминай, Дарёнка, ну же!…»
Утопая в чарующей, затягивающей синей бездне глаз, Дарёна снова поплыла на тёплых, медово-золотых волнах бубенцов – прямо в летний солнечный день, полный шелеста берёз и стрекотания кузнечиков в траве. Смех подружек, огромные охапки полевых цветов и венки, сплетаемые проворными пальцами. Босые ноги, льняной подол рубашки, косой взгляд в зелёную глубину леса… И снова – знакомое чувство, будто кто-то оттуда за нею наблюдает. Прохладные мурашки посреди жары – как объятия речной воды. Лесная сказка…
Руки отложили венок. Зелёная сень за стволами влекла и чаровала, заставляя сердце стучать, а дыхание – взволнованно замирать. Трава обнимала и щекотала ноги, а из-за деревьев смотрел кто-то невидимый, но живой. Берёзово-солнечное пространство звенело птичьими голосами, а ноги остановились… Сердце трепетало на ниточке. Вон там, за кустами, притаилась сказка. Или – никого? Просто её детское воображение?
«Нет, смотри, смотри внимательно!» – подсказывал голос в голове.
Синие кошачьи глаза среди листвы. Нет, это не тогдашняя маленькая девочка их увидела, это теперешняя, выросшая Дарёна каким-то чудесным образом сквозь толщу времени рассмотрела то, что когда-то укрылось от её взгляда. Тогда, в детстве, картинка постоянно менялась, и беспрестанное колыхание листвы с пляской солнечных зайчиков не давали ей увидеть сказку. Теперь же будто чья-то рука остановила всё, мир замер, и больше ничто не отвлекало взгляда Дарёны… Они были там, эти глаза. Ей не мерещилось, за ней и правда наблюдали.
Звон бубенцов снова обступил её и перенёс в другой день. Середина лета, в лесу полно малины, земляники и смородины, и ребята наполняли туески и корзины свежими ягодами. Колючий малинник, душистая сладость на языке. Вдруг – пронзительный крик:
«Медведь!»
Ребята – врассыпную, а ноги Дарёны точно приросли к земле. Деревья словно сковали её со всех сторон своими молчаливыми взглядами, опутали лесными чарами, сдавив по рукам и ногам незримыми обручами, а душа белой бабочкой рвалась к небу. Здоровенная бурая туша, широкая морда, маленькие круглые уши и вытянутое рыло с чутко вздрагивающими ноздрями… Сначала медведь стоял на четырёх лапах, нервно подрагивая верхней губой, а потом поднялся на дыбы и заревел, показывая ребристое нёбо и чудовищные клыки. Полумёртвая, замершая столбом Дарёна безотрывно, как зачарованная, смотрела ему в глаза, со страху забыв наставление отца никогда так не делать. Нельзя кричать, нельзя шуметь, махать руками и смотреть дикому зверю в глаза…
Дарёна уже прощалась с жизнью, когда медведь вдруг снова опустился на все четыре лапы. Зверя словно что-то смутило или напугало: пасть захлопнулась, и он затоптался на месте, будто не зная, бросаться ему наутёк или остаться. Неужели этот громадный, сильный зверюга испугался её, маленькой девочки?!…
Тогда, в детстве, Дарёна так и решила, а сейчас ей подсказывали:
«Обернись… Оглянись назад! Посмотри!»
Мир снова застыл, и взрослая Дарёна в своём десятилетнем теле обернулась. Нет, не её медведь испугался: в нескольких шагах за её спиной на напружиненных ногах, прижавшись брюхом к траве, находилась огромная чёрная кошка с голубыми глазами, готовая к прыжку. От неё с шелестом катилась волна жуткого многоголосого шёпота, будто все лесные духи проснулись и заговорили разом. Дыхание колдовской жути накрыло Дарёну с головой, прохладно щекоча, но крик застрял в горле. А медведь всё-таки рванул прочь, косолапо переваливаясь и вздрагивая всей своей грузной тушей…
Звон бубенцов – и снова ночь, пятно лунного света на полу и тепло постели. Вот только пальцы Дарёны перебирали уже не пушистую кошачью шерсть, а чёрные кудри Млады. Её длинные ноги переплелись под одеялом с ногами Дарёны. Ощутив на своей груди её твёрдые соски, девушка вздрогнула, но из крепких объятий женщины-кошки было не так-то просто вырваться.
