Он взял ее за локоть и вывел из дома на веранду, где они устроились в креслах под большим тентом. Океан был нежного сине-зеленого цвета, кое-где белой точкой мелькал парус, а на горизонте виднелся корабль. Все было спокойно, кроме колотящегося сердца Пенни. Бугенвиллея стелилась по стене, в кадках рос гибискус; вилла действительно была волшебным замком. Пенни никогда бы не подумала, что окажется в таком месте.
— Здесь очень красиво, — сказала она, слабо улыбаясь.
— Я знал, что вам понравится.
— Вы не были здесь с тех пор, как были ребенком?
— Да, — он позволил себе слегка ностальгическую улыбку, — не сложилось. Учеба, создание бизнеса; у меня не было времени отдыхать. И я не приехал бы сюда, если бы не ваша настойчивость.
Она улыбнулась шире:
— Тогда я рада, что настояла.
— Ваши напитки, синьор. — Горничная бесшумно возникла рядом с ними.
Пенни была рада вторжению. Девушка поставила на стол кувшин, стаканы и блюдо с оливками и исчезла так же тихо, как появилась. Санто наполнил стаканы соком, и Пенни порадовалась, что это не спиртное: было слишком просто выпить слишком много в этом фантастическом месте под сияющим голубым небом, не говоря уже о компании. Однако, попробовав сок, Пенни явственно почувствовала вкус алкоголя. Она нахмурилась и посмотрела на Санто.
— Вам не нравится?
— Что это?
— Вы бы назвали это фруктовым пуншем. Сделан по старинному семейному рецепту, очень освежает.
— И опьяняет, — обвиняющим тоном сказала она.
— Да, если выпить слишком много, — согласился он. — Но разве это плохо? У нас был длинный день, мы заслужили отдых.
Пенни откусила половину оливки, глядя на оставшуюся половину, словно та была чем-то поразительным. Только бы не смотреть на Санто.
— Это прозвучало так, словно мы на отдыхе вместе, не как работница и работодатель.
— Вы хотите, чтобы наши отношения были такими? — неожиданно резко спросил Санто. — Не хотите быть друзьями?
Пенни несмело посмотрела на него: он хмурился. Она почувствовала себя неловко. Разумеется, она хотела большего; та ночь разбудила голод, который мог утолить только он, но она не могла отдать свое тело мужчине, который вряд ли когда-нибудь снова задумается о женитьбе. Она не обратила внимания на внутренний голос, говоривший, что она уже отдала себя ему. Это больше не повторится; он просто неправильно истолковал ее желание облегчить его страдания.
— Вряд ли мы можем быть больше, чем друзьями, когда главное для нас — счастье Хлои.
— Я люблю свою дочь, — сказал он, внимательно глядя на нее, — и знаю, что вы тоже очень привязались к ней. Но у нас обоих есть жизнь вне ее комнаты.
— Конечно, — согласилась Пенни. — Я няня Хлои, вы ее отец, вот и все.
— Значит, если я скажу, что снова хочу затащить вас в постель, вы откажетесь?
От его низкого соблазнительного голоса она задрожала, чувствуя, что обречена, но все равно твердо сказала:
— Это была ошибка, которую я не хочу повторять.
Но Санто не услышал уверенности в ее голосе. Она поняла, что погоня доставит ему такое же удовольствие, как и поимка.
Санто отдавал себе отчет, что он настоял на том, чтобы Пенни присоединилась к ним, потому, что хотел, вернее, нуждался в ее обществе. Он постоянно думал о ней, и то, что она была рядом, но он не мог коснуться ее, сводило его с ума. Пока еще рано было делать выводы, но он надеялся, что обстановка, чудесная погода и его постоянное присутствие вернут ему ту страстную женщину, которая делила с ним ложе. Если бы они поехали к его отцу, об этом можно было бы сразу забыть: там не было и намека на романтику.
Он сжал губы, когда всплыли воспоминания, которые он хотел навсегда похоронить, но ему удалось снова утопить их. Он не хотел, чтобы что-то помешало им получать удовольствие. Один день он мог подождать, но сейчас он приказал:
— Пейте, — указал на ее стакан и был обрадован, когда она сделал глоток, потом еще один.
— Нравится?
— Очень, — ответила она, — но я не забуду, что там есть алкоголь.
— Совсем немного, — он беспечно взмахнул рукой, — не о чем беспокоиться. Вы не опьянеете. Расскажите мне еще о себе, о своем детстве. Вы сказали, ваш отец умер, когда вам было… Сколько?
— Пять.
— Как Хлое. Печально.
— Это одна из причин, почему я настаиваю, чтобы вы проводили больше времени с Хлоей, — сказала Пенни. — Этот возраст очень важен, важно, чтобы она потом с удовольствием вспоминала его. Он постоянно играл со мной, покупал мне маленькие подарки, хотя у нас было не так много денег, мы гуляли вместе. Я никогда не забуду то время.
Она говорила так искренне, что Санто легко представил маленькую Пенни и ее отца, любовь и счастье, дружбу и веселье, и боль оттого, что Хелена отобрала у него возможность быть с Хлоей в первые годы ее жизни, стала почти невыносимой. Пенни открыла ему глаза на то, что его дочь была несчастна, потому что он не знал, как любить ее. Ему вдруг захотелось ворваться к Хлое и крепко обнять ее и сказать, как много она значит для него. Когда она проснется, он так и сделает, а сейчас у него была прекрасная Пенни, которую он хотел еще больше, чем обычно.
— Похоже, ваш отец был чудесным человеком.
— Да, — согласилась она. — Моя мать с трудом оправилась после его смерти в аварии. У нее не было возможности попрощаться с ним, сказать, как сильно она любит его, и она внушила нам с сестрой, как важно сказать человеку, что любишь его. Мы каждый день говорили это друг другу, пока… — Глаза Пенни наполнились слезами. — Она тоже не умерла. Она долго болела, так что это не стало неожиданностью, но все равно было очень тяжело. Я все еще скучаю по ней.
Санто больше не мог сдерживаться. Он встал перед ней на колени и обнял ее. Он утешал ее, как она его. Она помнила, к чему это привело, но не оттолкнула его, позволяя себе насладиться его запахом, смывающим печаль, напоминая ей, что он самый восхитительный мужчина, какого она встречала.
Когда он отпустил ее и вернулся в кресло, она удивилась. Она ожидала поцелуя, возможно, чего-то большего и против воли была разочарована. Однако то, что он не сделал и не сказал, завершил его взгляд, раздевающий ее и ласкающий все ее тело. Из-под полуопущенных век он скользил по всем ее чувствительным местам; ее соски затвердели, между ног заныло, и когда она не смогла удержаться и заерзала на стуле, она поняла, что придется изменить убеждениям. Глоток, большой глоток, и к черту, что там алкоголь. К ее ужасу, рука так тряслась, что она опрокинула стакан. Она подняла его, но руки Санто накрыли ее руку.
— Оставьте, — прошептал он. — Изабелла уберет.
