– Ради бога, Митч! Его бабка тоже святой не была! – Вся ярость вдруг просто покинула Таш. – Мы не верили в систему, которая только осложняла нам жизнь.
Митч тоже перестал злиться.
– Ты мне правда тогда доверяла, Таш?
– Тебе – да. Просто не верила в твои идеалы.
– А что, если это одно и то же?
Таш тяжело опустилась на стул.
– Этого я всегда и боялась.
Митч поднял свой стул и тоже сел.
Я не жду, что ты поймешь нас или наши тогдашние мотивы. Если ты не рос так, как росли мы… – Она не закончила фразу. Она была рада, что у Митча не было такого детства. Ей бы хотелось верить в правду и справедливость так же, как он верил в них.
– Ты думаешь, моя жизнь была идеальна? – Он рассмеялся.
Таш не поняла почему и вздернула подбородок.
– Понятия не имею. Да и откуда мне знать? Ты никогда не рассказывал о своем детстве. Так что полегче на поворотах.
Поразительно, но он почти улыбнулся, и она почувствовала где-то в глубине души желание улыбнуться в ответ, но сопротивлялась ему, как могла.
– Я переехал в западный пригород Сиднея с бабушкой и дедушкой, когда мне было двенадцать.
Таш затаила дыхание в ожидании продолжения.
– И ты права, я не знал бедности, или плохой системы образования и здравоохранения, или всего остального, из чего состояла жизнь в твоем районе.
Она познакомилась с Митчем уже после того, как он закончил курс базовой полицейской подготовки, и все ее одноклассницы считали его самым сексуальным мужчиной на свете.
– А где ты жил до этого?
– В маленьком городском поселении в Новом Южном Уэльсе. «Кинг» – это фамилия моей матери. Мои бабушка и дедушка сменили мне фамилию, когда я стал жить с ними.
– Почему? – Таш вдруг стало холодно.
– Чтобы защитить меня. Чтобы дать мне шанс на новую жизнь.
– А что было не так со старой?
Лицо Митча окаменело.
– Когда мне было двенадцать, мой отец убил мою мать.
Она услышала все слова по отдельности, но понадобилась пара мгновений, чтобы смысл фразы дошел до нее. А когда наконец она все осознала, то покачнулась и одной рукой схватилась за стол, чтобы не упасть. Стол опасно наклонился с вероятностью того, что все тарелки полетят ей на колени. Митч правда сказал то, что она услышала? Таш открыла рот… Но что тут скажешь? Никакие слова не способны сгладить ужас произошедшего и того, что Митчу пришлось с этим жить.
Неудивительно, что он жаждал спасти мир.
Митч пожал плечами, и у Таш словно стальным обручем перехватило ребра.
Митч не хотел спасать весь мир. Он просто хотел спасти свою маму. Ему было всего двенадцать лет! Таш стиснула кулаки, едва сдерживая слезы.
– Митч, мне так жаль. Я… Это… Мне так жаль.
Как пережить такое? Обида, которую она держала на Митча последние восемь лет, вдруг показалась мелкой и банальной, и последние ее капли растворились в воздухе. Таш поправила бейсболку и попробовала успокоить колотившееся сердце.
– По-моему, потрясающе то, что ты столького достиг после такой травмы. – Такие события могли разрушить жизнь человека навсегда.
– Это результат любви и заботы, которую я получил от бабушки и дедушки. – Выражение лица Митча стало еще более закрытым.
– Ты ненавидишь его? – тихо спросила Таш. – Своего отца?
– Очень долго ненавидел, но сейчас уже нет. – Митч поднял голову, и Таш практически ощутила его взгляд как прикосновение к коже, как мягкий бриз, танцевавший между ними.
Она вдохнула запах соли и нагретых солнцем трав. Вслушалась в ритмичный низкий плеск волн на пляже. Очень медленно ее пульс стал приходить в норму.
– Мне кажется, я только теперь начинаю тебя понимать, – сказала она.
– Это к лучшему?
– По-моему, да. Я вижу, почему тебе так важно было стать – быть – полицейским, почему это призвание, а не просто работа.
Митч хотел защитить таких, как его мать.
Мысли у нее в голове бурлили, словно взбитая пена. Таш напряженно выпрямилась, сидя на краешке стула.
– Я должна перед тобой извиниться.
– Мне не нужна твоя жалость, Таш. – Он поджал губы. Я не для того рассказал тебе свою историю.
– Дело не в жалости. – Таш подняла руку, перебивая его. – Мне стыдно. Знаю, этого ты тоже не хотел, успокойся. Твоя история помогла мне увидеть то, что между нами произошло, в новом свете. Я считала тебя бессердечным предателем, лицемером, который ставил себя выше других и готов был на все ради повышения. Мне легче было винить тебя, чем… чем объективно посмотреть на себя со стороны.
– Я действительно тебя обманул, – тихо признался Митч. – Ввел в заблуждение, добился твоего доверия, позволил тебе считать, что заинтересован в тебе.
– Да, но твои мотивы были гораздо честнее, чем я считала раньше. Ты не был хладнокровным предателем, одержимым славой и повышением по службе. Ты был как я – просто пытался добиться наилучшего результата с теми картами, которые тебе достались.
Ей не стало легче от осознания этого, но она почувствовала себя чище.
Митч пару мгновений молчал, потом произнес:
– Ты пытаешься сказать, что простила меня.
Таш улыбнулась на это:
– Я пытаюсь сказать, что, если ты не против, мы можем стать друзьями.
Она сама не верила в то, что действительно предлагает это ему. И ожидала приступа паники, немедленного сожаления, холодного пота – взять свои слова обратно. Но ничего такого не было.
– Ты уверена? – Митч пристально смотрел на нее.
Таш обвела губы языком и кивнула.
– Уверена. Конечно, если ты не хочешь… – У него, может быть, и так достаточно друзей.
– Хочу. – От его тона ей пришлось сглотнуть комок в горле.
– Из этого может ничего не получиться.
– Почему? – Митч скрестил руки на груди.
Таш не смогла придумать ни одной причины и только прищурилась в ответ.
– Хорошо. Значит, мы теперь друзья.
Митч широко улыбнулся.
– Ты когда-нибудь занималась подводным плаванием, Таш?
Она покачала головой.
– Тогда сегодня тебя ждет приятное открытие.
Подводное плавание оказалось очень веселым занятием. Таким оно стало сразу после того, как Таш перестала рассматривать мускулистое тело Митча.
После плавания он оставил ее на пляже купаться и загорать. Но через некоторое время позвал в коттедж, где Таш ожидали бутерброды, нарезанные маленькими треугольниками и разложенные по тарелкам, сыр и крекеры, а также два огромных куска испеченного вчера торта с шоколадной глазурью.
– У нас высокий прием по-деревенски?
– Мы так и не доели обед, а я хотел, чтобы у тебя были силы для вечернего развлечения.
Вечернее развлечение! Если бы Митч сказал это, пока Таш плавала с трубкой, она бы нахлебалась воды. Митч оглянулся на нее и рассмеялся:
