детей. Иначе что скажут их родители, соседи, друзья? Что я - плохая мать и не могу
дать ребенку самого необходимого? Мало кто думает об эмоциональных
потребностях ребенка, о его воспитании. И редко кто воспринимает ребенка, как
личность. Поел, поспал, в школу сходил, домашние задания сделал - и все. А что у
ребенка в душе, в сердце - разве это кого-то интересует? Разве что детских
психологов. И то постольку поскольку.
Да. Мне было о чем подумать.
- Мила? - тихо позвал меня Арсений Валерьевич. - Надеюсь, я не слишком
загрузил вас нравоучениями?
- Нет. Вовсе нет. Я думала над тем, что вы сказали. И знаете... вы - удивительно
тонко чувствующий человек. Ваши принципы, ценности... Мне до них далеко...
- Вы это серьезно? - сдвинул брови учитель. - Мне жаль вас разочаровывать,
Мила, но я далеко неидеальный. Я учусь быть справедливым, добрым, чутким, но
порой... я опускаю руки. В такие минуты вы вряд ли бы узнали меня, - добавил он с
горькой усмешкой.
- Хотела бы я посмотреть на это хоть одним глазком, - улыбнулась я. - Вы даже
представить себе не можете, как угнетает мысль, что ты хуже всех и в тебе нет
ничего... достойного внимания. Только не смотрите на меня так! - засмеялась я,
встретившись с внимательным взглядом учителя. - Все не так ужасно, как вы себе
только что вообразили. Мама не бьет меня и никто с детства не внушал мне, что я
ничтожество. Просто... я часто ловлю себя на мысли, что делаю что-то...
неправильное, абсурдное, глупое до безобразия...
- Мы приехали, - произнес Арсений Валерьевич, выглянув в окно. - Давайте я
помогу.
Он вылез из машины, открыл дверцу с той стороны, где я сидела, и подставил мне
руку, чтобы я оперлась о нее. Близость учителя странно нервировала и
одновременно волновала. Засмотревшись на четкую линию его подбородка,
поросшего короткой бородкой, я споткнулась о что-то и, пошатнувшись, точно
упала бы, если бы учитель не подхватил меня своей твердой рукой. Я нервно
захихикала, вцепившись ногтями в его рукав. Не хватало еще растянуться на земле
- на потеху прохожим.
- Мила, вы ведь пили сегодня? - неожиданно задал вопрос учитель.
Я закусила губу. Похоже, меня выведут на чистую воду быстрее, чем я думала.
- Угу, - кивнула я, пряча глаза.
- Это недопустимо в вашем положении. Я понимаю, что таким образом вы
пытались снять стресс. Но это не выход. Поверьте.
- Вы правы. Больше такого не повторится. Обещаю.
Фух! Кажется, пронесло.
Мы поднялись на девятый этаж. Арсений Валерьевич открыл дверь ключом и
завел меня в прихожую. Через секунду зажегся свет, и я оторопело уставилась на
огромного плюшевого медведя, достававшего мне практически до груди.
- Не обращайте внимание, - улыбнулся Арсений Валерьевич. - Не смог пройти
мимо него в магазине игрушек, тут же купил. Видели бы вы счастливые глаза
Маши и Саши! Они прыгали чуть ли не до потолка. Но заведующая не разрешила
им оставить его у себя - сказала, что другие дети могут завидовать, да и места у них
в комнате не так много. Теперь вот, как видите, он живет у меня.
Я не удержалась и погладила мишку между ушей. И зажмурилась, сдерживая
подступившие слезы. В детстве у меня был такой же - папа привез из Парижа. Я
обозвала его Круассаном и каждое утро целовала в мохнатую щечку. А порой и
засыпала, свернувшись калачиком в его плюшевых объятиях...
Блин! Что-то совсем расквасилась. Нужно немедленно заканчивать с этим.
- Э... Мне сюда... наверное, - смущенно показала я на дверь в ванную.
- Да, пожалуйста.
Арсений Валерьевич пропустил меня вперед, по ходу объяснять что где лежит:
- Полотенце вон в том в шкафчике над стиральной машинкой, шампунь и гель
для душа на полке в душевой кабине, там же мыло и зубная паста. Новая зубная
щетка в шкафчике над раковиной. Что-то еще?
- А... есть у вас во что-нибудь переодеться?
Арсений Валерьевич потер подбородок.
- Там халат мой висит... если хотите...
- Здорово. Спасибо.
И я поспешно скрылась в ванной комнате, заперев дверь на щеколду. Посидела
минут пять на крышке унитаза - в надежде образумить свое внутреннее "я", по
вине которого я, кстати сказать, и оказалась в этой дурацкой ситуации (хуже не
придумаешь просто!). Но после тщетных попыток уговорить себя во всем
признаться Арсению Валерьевичу, я решила оставить эту головоломку и подумать
об этом завтра, на свежую и - что немаловажно! - трезвую голову. И, скинув с себя
одежду, встала под горячие струи воды.
Через пятнадцать минут, облаченная в халат Арсения Валерьевича, я чистила
зубы, изучая свое отражение в запотевшем зеркале.
Странно, но вот такая - без косметики и с влажными, разбросанными по спине и
плечам волосами, - я нравилась себе больше.
Хотя... какая разница, как я сейчас выгляжу?! Там, за дверью, меня ждет Арсений
Валерьевич. Учитель по литературе. Подумать только! И он думает, что я
беременна! Нет, я точно сошла с ума. Или схожу постепенно. Как у меня язык
повернулся ляпнуть такое? Да еще в присутствии его девушки... Или она ему вовсе
не девушка?
Окей. Это я сейчас и выясню. А еще узнаю у него, какого черта он забыл в этой
новой школе, в которую собрался переходить с нового года.
Ой! Чуть не забыла.
Пошарив в недрах школьного рюкзака, вытащила айфон и засунула его в карман
халата - на случай, если это все же произойдет, и Арсений Валерьевич меня
поцелует. Снимки я вряд ли смогу сделать, запишу все на диктофон. Ну не совсем
все, конечно же. Думаю, пары слов, сказанных голосом учителя, и звука поцелуя
будет достаточно.
Хм. А если он целуется беззвучно? Без всяких там причмокиваний... Ладно. Там
будет видно.
8
Я высунула голову из ванной комнаты и огляделась.
Не совсем стандартная двушка. Совмещенный санузел, крохотная,
нашпигованная всякой техникой, кухонька, плавно переходящая в небольшую
гостиную. Дверь в спальню была прикрыта. Но судя по тому, что я успела увидеть -
расставленные повсюду какие-то старые диковинные вещицы, африканские
статуэтки, подушки всех цветов и оттенков, очаровательный плед из лоскутков,
