Его бывшая жена — полная и беспросветная дура, раз не смогла разглядеть в Максе его вот такого. Он даже сейчас ненавидит ее за предательство, но продолжает защищать. Это ведь часть его жизни, часть его самого. Женщина, которая родила ему сына, не может стать полностью чужой. Это я тоже принимаю.
Свет исчезает из этой спальни. Макс тихо подходит ко мне. Его сильные напряженные руки скользят от моей талии к бедрам, поднимаются обратно. Он обнимает меня. Прижимает к себе спиной и замирает, оставляя право дышать лишь за собой. Я не могу. Каждый вдох встает комом в горле. Стараюсь дышать носом. Наполняюсь запахом своего мужчины. Позволяю ему течь по венам, заполнять каждую клеточку внутри меня.
Откидываю голову на широкую твердую грудь. Я знаю, что сейчас произойдет. Я готова. Я хочу, чтобы все случилось именно с ним и сейчас. Более подходящего момента просто не найти. Мы на пике собственных чувств и эмоции.
Его дыхание касается моей щеки. Теплые губы скользят по ней. Пальцы прикасаются к подбородку. Макс поворачивает мою голову в бок и осторожно целует губы.
— У тебя есть всего один шанс сказать мне: «Нет», — выдыхает он. — Я остановлюсь в ту же секунду.
— Только попробуй остановиться, — улыбаюсь и сама тянусь за его губами, чтобы забрать все, что там приготовлено для меня.
Нежность, верность, любовь…
Мы говорим друг с другом прикосновениями, взглядами, дыханием. Его грубоватые, натруженные оружием и тренировками ладони самые родные для меня, самые безопасные.
В каждом поцелуе звучит его: «Я тебя люблю».
Ему проще показать, чем говорить. Я учусь делать так же, вкладывая в свои неопытные, несмелые прикосновения все, чем мне хочется с ним поделиться.
Вся одежда ворохом осыпается нам под ноги. Я задыхаюсь от восторга, разглядывая идеально сложенное мужское тело. Тугие мышцы, твердый пресс, выпуклые крупные вены на руках. Макс дает мне возможность привыкнуть к себе вот такому, открытому, уязвимому, обнаженному во всех смыслах. Его губы приоткрываются в попытке что-то сказать. Накрываю их пальцами и тут же целую прямо поверх них. Убираю руку и прижимаюсь к своему мужчине так близко, чтобы чувствовать его всего.
— Юна… — он хрипит мое имя в горячем жадном поцелуе.
Подхватывает, несет на кровать. Укладывает поверх мягкого покрывала.
— Оно пахнет тобой, — улыбаюсь.
— Тебе нравится?
— Хочу так же… — мои щеки горят, но я не буду от него их прятать. Он все про меня знает.
— Как? — улыбается.
— Пахнуть тобой.
Голова кружится от происходящего. Я слышала, что первый раз — это больно. Мне не больно. Меня утянуло в мир Воскресенского. В его глаза… Там бушует такое… Необузданное, обжигающее. Я плавлюсь в сильных мужских руках. А он продолжает дышать за двоих. У меня не выходит пока иначе.
За окном рассвет, а мы, словно еще не поняли, рассыпаемся яркими звездочками по сумраку комнаты и никак не можем остановиться. Он такой голодный и жадный, что этих звездочек ему мало. Надо еще, и еще… еще…
Его внутренний зверь просыпается. Скалится, впивается зубами мне в ключицу.
— Моя… — рычит он мне в губы, унося нас все дальше и дальше за пределы реальности.
С первыми лучами солнца падает без сил рядом со мной. Его мышцы дрожат. У меня закрываются глаза.
— Все хорошо? — беспокоится, прикасается костяшками пальцев к моей щеке, убирает за ухо влажные пряди светлых волос.
— Конечно, — поворачиваюсь на бок, обнимаю его, устраивая голову на груди. — На мне теперь тоже твой запах.
Смеется, целует меня в макушку, пальцами расчесывает волосы и дышит со свистом.
— Спи, моя девочка. Мне надо уехать.
Перекладывает меня на подушку. Тут же распахиваю глаза, смотрю, как он натягивает штаны на обнаженное тело.
— Макс…
— Спи, — перебивает. — Я замучил тебя, — немного самодовольно улыбается.
Я не против. Ему важно знать, что он шикарен. Это чистая правда.
— Постараюсь вернуться к обеду. Ни шагу отсюда. На территории дома ты в полной безопасности.
— Я буду послушной, — обещаю ему.
— Верю, — жадно целует, кусает за нижнюю губу, перекидывает футболку через плечо и исчезает, оставляя здесь частичку себя.
— Люблю тебя… — произношу в пустоту. Обнимаю его подушку, стараясь сохранить оставленное им тепло. Представляю, что Макс все еще здесь, а я засыпаю на его надежном плече.
Глава 26
Макс
Сашка смеется, разглядывая мой голый торс.
— Ничего не меняется! — фыркает она. — Топай в душ. По глазам вижу, что тебе надо. Где полотенца, знаешь. Скоро будет готов завтрак.
— Спасибо, — улыбаюсь ей.
И чего не так с моими глазами? Смотрю на себя в зеркало в душевой. Сытые, довольные. Ну, как бы да. Все очевидно. Мышцы все еще приятно тянет. Улыбка никак не желает сползать со светящейся рожи. Пипец, я попал. Надо же. Но все. Забрал, присвоил, пометил. Хрен она теперь отвертится от меня. Дёму вот только заберу до тех пор, пока все не уляжется, и будет мне шоколадно.
Смываю с себя пену от геля для душа. Бреюсь одноразовым станком. Мокрые волосы расчесываю пальцами. Одеваюсь. Спускаюсь в столовую.
Пахнет свежесваренным кофе со специями и блинчиками.
— М-м-м… Я дома, — улыбаюсь, стаскиваю один из общей стопки.
— Соскучился? — мне на плечо ложится ладонь друга.
— Есть такое. Не будите Юну, ладно? — прошу ребят.
— Ее реально разбудить после тебя? — ржет Эмиль.
— Я так, на всякий случай, — подмигивая Сашке, тяну из тарелки еще один блинчик.
Быстро перекусив, полностью одеваюсь, прячу ствол под курткой, проверяю мобильник. С собой никого не беру, чтобы не напугать сына. Прошу у Эмиля машину. Кидает в меня ключами, жмет руку, желая удачи.
Выезжаю за ворота. Направляюсь в сторону детского сада. Смотрю на часы. Малой уже должен быть там. Завтрак прошел. Либо у них занятия, либо они гуляют. Не помню деталей расписания.
На улице никого, значит, занимаются в группе. Я есть в списке тех, кто может его забрать, но у моего имени есть пометка — только с разрешения матери. Это очередная мелкая пакость от бывшей жены.
Прохожу на территорию, поднимаюсь на второй этаж. Здесь так пахнет прикольно. Молоком и чем-то подгоревшим. Запеканка, что ли… Дёма ее не любит. И вообще на завтрак в саду каша, но мне все равно отчетливо чувствуется именно она — вермишелевая запеканка с коричневой корочкой.
— Здравствуйте, — ко мне подходит воспитатель. — А мама Демьяна не говорила, что вы придете.
— Да вот, я как раз пытаюсь до нее дозвониться, — машу трубкой, хотя звонить я даже не пытался. — Можно мне сына сюда позвать? Мы никуда не уйдем, обещаю, — стараюсь обаятельно улыбаться.
— Папа! — он сам выскакивает в коридор и кидается обниматься. — Я соскучился, — прижимается ко мне.
Поднимаю его на руки. Вырос совсем. Тяжелый стал, высокий.
— Я тоже. Дём, я за тобой приехал. Надо маме позвонить, предупредить, а она трубку не берет. Позвони со своего, а? — немножко хитрю. — Ты же хочешь ко мне на несколько дней? У меня неожиданные выходные образовались.
— Хочу. Сейчас позвоню.
Ищет в шкафчике мобильник. Воспитатель против, чтобы они были в группе, но я когда-то договорился, объяснив своей работой.
Малой набирает мать. Долго ждет, расхаживая по раздевалке с деловым видом.
— Мам! — слишком громко. Сам понимает. Сбавляет тон. — Мама, за мной папа приехал. Я с ним поеду. У него выходные. Ну, ма-а-ам, — начинает хныкать.
— Дай мне, — забираю у него телефон. — Нина, здравствуй. Не истери! — рявкаю на нее. Воспитатель смущенно отводит взгляд. — Слушай меня. Слушай, я сказал! Я Демьяна заберу на несколько дней к себе. Прямо сейчас. Так надо. Нина, если я сказал надо, значит так и есть. Не выноси мне мозг! — снова рычу и говорю уже гораздо тише. — Подтверди воспитателю, что ты не против. Нина, бл… — глотаю мат. — Я тачку тебе новую куплю. Хочешь? — шиплю в трубку. — Ту, что ты давно хотела. Только сделай сейчас то, что я прошу. Отпусти Дёмку со мной. Пожалуйста.
