— Всему свое время, — ответил Ферруччио. — Ты еще не закончила. Мне бы хотелось узнать, какова роль твоего отца во всей этой истории? Где был он, когда мать терроризировала тебя?
— Не смей плохо думать о моем отце. Я тебе этого не позволю. Он был королем, а это очень сложная работа. Возможно, однажды ты сам это поймешь. Покои моих родителей находились далеко друг от друга. Я жила с матерью, и отец даже не подозревал, что что-то было не так. За исключением того, что она контролировала каждый мой шаг и вздох, она до пяти лет не причиняла мне вреда. Признаюсь, я была шумным, непослушным ребенком. Не слушалась ее до тех пор, пока она не начинала орать или трясти меня. Думаю, я доводила ее до белого каления.
— Она тебе это говорила, не так ли? — прорычал он.
— Да, когда колотила меня. Еще она говорила, что ненавидит меня за то, что я так похожа на своего отца. Что ненавидит его, так как он перестал ее любить...
На щеке Ферруччио дернулся мускул. Было видно, что он с трудом сдерживает свое возмущение.
— Затем все закончилось. Через несколько дней после моего восьмилетия Дуранте вошел в комнату и увидел, как она... она...
— Била тебя? Как она это делала, Кларисса?
— Как люди обычно бьют друг друга?
— Я в своей жизни бил многих людей. В основном по лицу и со всей силы. Они всегда нападали первыми, и мне нужно было положить конец их агрессии. Она не трогала твоего лица, чтобы никто ничего не заподозрил. Укутывала тебя в одежду с головы до ног, якобы беспокоясь, что ты можешь обгореть, а на самом деле просто пыталась скрыть следы от побоев. Похоже, она была не так уж и безумна, раз удачно заметала следы преступления.
Кларисса едва могла дышать. Ферруччио снова удивил ее своей проницательностью. Как ему удалось разглядеть то, чего она не замечала все эти годы?
— Как она тебя била, когда вошел Дуранте?
— Она... она пинала меня ногой в живот.
Из его горла вырвался звук, похожий на львиный рык, зубы заскрежетали.
— Он ударил ее?
— Ты ударил бы свою мать в подобной ситуации?
— Да, черт побери, — прошипел он.
— Ну, Дуранте не такой, как ты. Он не привык восстанавливать справедливость кулаками. Кроме того, он долго жил рядом с ней, когда она была здорова, и обожал ее.
Увиденное потрясло его до глубины души. Он думал, что я смысл ее жизни, ее любимое дитя. Когда он схватил ее, чтобы защитить меня, мать начала колотить его, плеваться, кричать, что ненавидит его, потому что он похож на отца. Дуранте отвел меня к Антонии, затем отправился к отцу и все ему рассказал... Отец забрал меня к себе, и с тех пор мне больше ничего не угрожало.
— Что случилось с твоей матерью?
— Она потеряла интерес ко всему.
— Только измывательство над тобой поддерживало в ней волю к жизни, не так ли?
— Прошу тебя, Ферруччио. Она моя мать.
— Она потеряла право быть ею, когда в первый раз выместила на тебе свой гнев и разочарование.
Кларисса горько усмехнулась.
— Если бы этому правилу следовали повсеместно, ни у кого не было бы ни отцов, ни матерей.
Он еще сильнее нахмурился.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Она избивала тебя систематически, входила в раж и не могла себя контролировать. Она запросто могла тебя убить.
— Не думаю, что она зашла бы так далеко. За несколько лет до того, как пойти в колледж, я стала для нее кем-то вроде сиделки. Это была уже не та женщина, которая меня избивала... и я любила ее.
— Как можно любить кого-то, кто так над тобой измывался?
Она опустила голову, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
— Тебе этого не понять.
— Потому что у меня не было любящей мамочки, которая потом всю жизнь бы являлась мне в кошмарных снах? К счастью, меня Бог миловал. По крайней мере, мои кошмары вызваны посторонними людьми.
— Я знаю, что между ребенком и первым человеком, который о нем заботится, устанавливается неразрывная связь. Моя мать по-своему любила меня. Между периодами обострения у нее были хорошие времена. В любом случае мне повезло в жизни. У меня замечательные братья. Я здорова, достаточно привлекательна, получила хорошее образование, живу в сказочном дворце и являюсь дочерью лучшего короля на свете. Готова поспорить, любая женщина, не задумываясь, поменялась бы со мной местами.
Ферруччио закусил губу, словно хотел что-то сказать, но передумал. Немного помедлив, он произнес:
— Чего я не могу понять, как после всех твоих страданий тебя могли передать этой командирше Антонии.
Кларисса рассмеялась.
— Верно подмечено. Я сама про себя ее так называю. Но позволь тебе сказать, Ферруччио, мне помогли вырасти нормальным человеком не только нежность и забота отца и братьев, но и дисциплина Антонии. Да, она была со мной строга, но это лишь пошло мне на пользу. Думаю, из меня вышел толк.
— Еще какой. Я всегда считал, что ты молодец.
— А если быть точнее, безжалостная циничная стерва.
— Это самая точная оценка, которую я когда-либо давал. Если ты не согласна с моим вердиктом, то вспомни, что ты делала со мной всю ночь. — Он привлек ее к себе. — Таким образом, мы вернулись к тому, с чего начали. Скажи да, Кларисса.
Разве она могла сказать ему, что причина ее сопротивления крылась в их только что состоявшейся беседе? Она была напугана, поскольку любила его всем сердцем, но не могла даже надеяться на взаимность.
Этот человек не умел любить женщин. У него были друзья, единомышленники, сотрудники, которые его боготворили. Но все это было и у ее отца.
Ее отец любил своих детей, свой народ, но не смог ответить на чувства женщины, которая сходила по нему с ума. Они с Ферруччио были похожи. Оба были великими людьми, но не были способны по-настоящему любить женщин.
Кларисса боялась оказаться в той же ситуации, что и ее мать. Впрочем, в ее случае все было намного хуже. Вступая в брак, ее мать поначалу не была влюблена в ее отца, а отец не порабощал ее тело.
Если она беременна, то все ее страдания скажутся на ребенке. Но даже если ее сердце будет разбито, она ни за что не станет уподобляться своей матери и вымещать зло на ребенке. Она приложит все усилия, чтобы стать ему хорошей матерью.
У нее в запасе была последняя попытка спасти себя. Она вырвалась из объятий Ферруччио.
— Если я беременна, то выйду за тебя замуж, если нет, ты станешь кронпринцем, но без меня.
На долю секунды в его глазах промелькнула ярость, но лицо тут же приняло бесстрастное выражение.
— Мы поженимся немедленно. Я подожду, пока ты не станешь моей женой, прежде чем снова тобой овладеть. Дам тебе время прийти в себя. — Он самодовольно усмехнулся. — Чтобы тебе было, над чем думать все это время, обещаю, что предыдущая ночь окажется ничем в сравнении с нашей брачной ночью. Если захочешь, мы будем предохраняться. Если ты уже беременна, то наша немедленная свадьба зарубит на корню все домыслы о том, когда был зачат ребенок. Если ты не забеременела и этого не произойдет в течение следующих шести месяцев, я позволю тебе покинуть мою постель. Мы оба сможем продолжать жить во дворце, не сталкиваясь друг с другом. Если вдруг однажды кто-то из нас захочет вступить в брак повторно, мы что-нибудь придумаем.
