Девушка вошла в дом, взбежала по лестнице на второй этаж и тихонько вошла в комнату хозяйки. Хозяйка же ее обладала прекрасным, крепким сном и весь шум, уже с полчаса поднятый в доме и на кухне, не мог ее разбудить. Мария раздвинула занавески, поставила розы в воду и повернулась к хозяйкиной постели. Девушка упорно не просыпалась, хотя лучи солнца падали ей на лицо.
— Синьорина, синьорина…
Мария начала тормошить хозяйку.
— Просыпайтесь, синьорина! Ваш отец проснулся давно, он ждет вас!
— Не-ет, — протянула соня и сладко потянулась.
— Уже утро, уже надо вставать.
Девушка открыла глаза и заслонилась рукой от солнца.
— Как не хочется, — томно протянула она.
— Синьор Базилио давно уже проснулся. Он будет сердиться.
— И как это батюшке не спится в этакую рань.
— По правде сказать, синьорина, он, я думаю, всю ночь не спал, — произнесла Мария.
— Да? — Девушка села на постели. — Опять?
— Опять… Он, мне думается, давно не спит. Как супруга его, матушка ваша, оставили нас, так и каждую ночь он то думает о ней, то на могилу к ней ходит.
Девушка помолчала.
— Бедный батюшка… Мне кажется, он никогда горевать не перестанет. Я тоже скучаю по маме, но… Это как-то все иначе.
Между тем она поднялась с постели и подошла к окну.
— Я-то маменьку плохо помню, а он…
— Да, тяжело мужчине потерять любимую женщину, если он любил ее так, как любил ваш отец… Но скорее умывайтесь! — заторопила Мария.
Девушка послушно умылась, оделась и пошла вниз.
— Вот и ты, Наташа, — отец увидел дочь и приветливо ей улыбнулся. — Встала, наконец.
— Доброе утро, батюшка. Благословите. — Девушка подошла к отцу и склонилась для благословения.
— Благослови тебя Господь, дитя мое.
Отец и дочь сели за маленький круглый стол, за которым им накрыли завтрак.
— Ты опять не спал сегодня? — спросила Наташа.
— Да.
— Ты не должен так поступать, батюшка. — Девушка запнулась. — Я… я боюсь… Боюсь, как бы и ты не покинул меня…
Отец посмотрел на нее:
— Прости меня, Наташа, прости. — Он взял ее за руку. — Я действительно не думал о тебе, прости…
— Нет, я не виню тебя, только… Только, я ведь тоже люблю маму, но… Я не знаю, как тебе сказать!
Отец с легкой улыбкой посмотрел на дочь.
— Я понимаю тебя, дорогая. Ты ведь, наверное, даже не помнишь ее толком, а я… Я никогда не рассказывал тебе о нашей жизни, о том, что мы когда-то вместе пережили. Но, смею тебя уверить, это так связало нас, что даже после ее смерти для меня никого не существует, кроме нее. И тебя, конечно.
Наташа улыбнулась отцу.
— Тебя ведь не зря зовут так же, как и твою матушку. А что касается твоих опасений, то ты права, я уже думал об этом и вот что пришло мне в голову…
— Что? — Глаза девушки разгорелись, и она с любопытством ждала продолжения.
Мы напрасно так долго жили вдалеке от родины. Здесь, если ты останешься одна, у тебя нет никакой поддержки. Хоть мы и не бедны, а все-таки родственные и дружеские связи дело не лишнее. К тому же надо нам подумать о том, как представить тебя в свете. Ты девушка уже взрослая, тебе нужен муж.
— Муж?
— Отчего ты так удивляешься?
— Я не думала пока об этом…
— А о чем ты думала? — улыбнулся отец.
— Да так…
Наташа смутилась и замолчала. О замужестве она действительно еще не думала, но нельзя сказать, чтобы мысли о любви совсем не приходили ей в голову. Здесь, в Италии, в этом теплом благодатном климате, в этом воздухе, напоенном ароматами музыки и поэзии, посвященными любви, нельзя было о любви не знать и не думать.
— Так что же мы будем делать? — спросила Наташа.
— Полагаю, нам необходимо вернуться в Россию, но это связано для нас с некоторыми трудностями и я должен сначала решить кое-какие вопросы.
Василий Федорович поднялся из-за стола и направился в кабинет, ему надо было подумать об их возвращении: возможно ли оно?
Обдумать следовало очень многое. Василий Федорович, помимо воли своей, стал вспоминать перипетии собственной жизни…
После венчания с Натальей Петровной была им, долгая дорога в Томск. Несколько лет провели они в этом городе, сначала под тщательным надзором, затем более свободно. Да, там им обоим, привыкшим к столичной блестящей жизни, пришлось нелегко, но ни он, ни она ни разу не пожалели о случившемся. Должно быть, эта жизнь — тяжелая и простая, была предназначена для них. Кто знает, останься они в Петербурге, не поглотил бы все их внимание свет? Не разлюбили бы они друг друга, прельстясь иными увлечениями, иными лицами?
Семейная жизнь Нарышкиных сложилась удачно. С редкой оказией они передавали о себе сообщения родным, сообщая о своем счастье. Но верил им только один Семен Петрович, который только и мог понять их нынешнюю жизнь.
Затем, после нескольких лет брака, в ответ на их общее желание, наконец-то родилась у них дочь. Василий настоял, чтобы ее назвали Наташей, в честь матери. Одной ему явно было мало. Он делил любовь между обеими, с упоением ощущая себя отцом и мужем. Рождение дочери придало им сил, а после и вовсе показалось счастливейшим знамением.
Елизавета Петровна скончалась, не прошло еще и года после рождения маленькой Наташи. Родственники их удвоили усилия в столице и благодаря такому участию, а также благодаря тому, что император Петр Федорович не очень-то любил тетку и уж совсем не почитал ее, ему показалось надобным вернуть из опалы ссыльную семью. Причины их ссылки почти никто не знал, документы все были давно уничтожены, и известие о прощении быстро помчалось в Томск.
Узнав о том, что они могут вернуться в столицу вовсе жить так, как им заблагорассудится и где им будет угодно, Нарышкины, не медля ни единой лишней минуты, выехали из Томска. Совершив долгое путешествие, они прибыли в Петербург и оттуда, согласно вольности дворянской, что существовала отныне, уехали за границу.
Что ни говори, а Сибирь расстроила здоровье Натальи Петровны, и теплый итальянский климат был ей весьма желателен. Тут же подоспело им довольно большое наследства от тетки Василия Федоровича. Она находилась под сильным впечатлением от жизни племянника и от его нынешнего прощения и составила завещание в его пользу не без участия Семена Петровича, сумевшего преподнести сестрице такую любовную историю, что сердце ее целиком и полностью было навеки завоевано племянником.
Итак, они уехали в Италию и только там уже узнали о воцарении императрицы Екатерины Второй. Василий Федорович благословлял судьбу за то, что им удалось успеть так быстро оказаться за границей. А иначе с ними все могло случиться. Кто знает, как бы милость Петра Федоровича обернулась теперь для них.
