— Я соврал. Твой поцелуй меня очень хорошо вылечил. Как только вздумаешь снова целоваться, обращайся!
Она подобрала с пола перчатки и швырнула в него. Пока Николь решительно шагала прочь, его довольный хохот все звучал у нее в ушах. В дом она вошла с улыбкой на устах.
Когда все семейство разошлось по своим спальням, Кейд предоставил Николь свой кабинет, чтобы она могла сделать звонок. Николь вышла оттуда бледная, измученная. У него сжалось сердце.
— Как прошел разговор?
Она закусила губу, чтобы не расплакаться, и он, сам не зная почему, раскрыл объятия. Николь быстро подошла и спрятала лицо у него на груди. Он крепко-крепко прижал ее к себе, чувствуя каждое ее шевеление, каждый вдох. И сам поразился, насколько же правильным ему показалось вот так обнимать ее. Нет, у него не было нечестной мысли использовать ситуацию, но, когда аромат клубничного джема достиг его обоняния, он уже не мог не думать о том, какими мягкими и теплыми были ее губы, когда она целовала его сегодня в амбаре. Гораздо раньше, чем он был бы готов отпустить ее, Николь отступила на шаг назад и благодарно произнесла:
— Тебе не обязательно было меня дожидаться.
— А я подумал: что, если тебе понадобится друг? — И он взял со столика и показал ей две банки пива. — Вот, смотри, кто из этих двоих тебе больше нравится?
— Это крышка диете.
— Ну и к черту диету. — Кейд схватил ее за руку и потащил за собой на веранду, на воздух. — Приземляйся. — Он указал на верхнюю ступеньку и протянул ей пиво.
— Есть, капитан! — Николь взяла под козырек и устроилась поудобнее.
Они одновременно вскрыли каждый свою банку, чокнулись друг с другом и сделали по глотку. С тихим вздохом Николь вытянула уставшие ноги и устремила взор в ночное небо. Лицо ее было задумчиво. Кейд с трудом отвел глаза от ее губ.
— Разговорчик не из легких?
— Она плакала. Обвинила меня, что я хочу испортить ей такой важный день. Потом справилась с собой и извинялась. Но… Знаешь, этот разговор доказал, что наша дружба уже не та.
— Наверное. Но я обещаю, со временем тебе станет гораздо легче.
Свет, льющийся из окон, и сияние звезд довольно хорошо позволяли ему видеть ее лицо. И вдруг с его губ сорвался вопрос, который мучил его весь день:
— А Брэд?
Она удивленно повернулась к нему:
— А что Брэд? Я же с ним не разговаривала.
А хотела? Надеялась, что трубку снимет Брэд? Ему стало очень горько.
— Ты его все еще любишь?
— Я… да, как друга. Он много значил для меня эти два года.
— А если он придет и скажет, что совершил ошибку, ты… бросишься в его объятия?
— Раньше мне казалось, что именно этого я и хочу.
— А сейчас?
Она обратила к нему свои необыкновенные глаза, и он замер. А она… она вдруг заморгала, как если бы внезапно осознала нелепость и глупость чего-то. Чего?
— Мама родная! Страшно сказать, но кажется, — она отсалютовала Кейду своей банкой, — кажется, все это время я гораздо больше убивалась по Диане, чем по Брэду!
Кейд смотрел во все глаза. Она смотрела во все глаза. Потом оба рассмеялись.
Он ничего не смог с собой поделать. Плечи его затряслись, и через секунду они уже валялись на полу веранды и хохотали как сумасшедшие, рискуя перебудить весь дом. Как-то незаметно ее рука очутилась в его ладони, но он даже не понял, кто из них это подстроил. Кейд все еще помнил, какими были ее губы сегодня днем. У него саднило рот, саднило в горле, черт, вся кожа горела!
Все еще улыбаясь, Николь снова села. Как легко! Исчезла тяжесть, с которой она выкарабкалась из самолета. А он не двигался, все еще сжимая ее руку. Он мучительно хотел повторения сегодняшнего поцелуя. Все, что нужно сделать, — это потянуть ее на себя, и она упадет ему на грудь. Кейд мечтал с силой прижать к себе ее распростертое тело, он уже ощущал ее желанную тяжесть. Николь вгляделась в его лицо, и очень медленно искорки в ее глазах погасли. Она высвободила руку. Его затопило разочарование. И что-то еще, более темное, более злое. Он рывком сел.
— Струсила? — язвительно спросил он, хотя и сам понимал, что дело не в этом.
Она запрокинула голову, отпила еще пива.
— Кейд, как давно ты не был с женщиной?
Вопрос застал Кейда врасплох.
— Это совершенно тебя не касается, — ощетинился он.
— Да? Но разве ты не приглашаешь меня разделить с тобой постель?
— А разве ты меня только что не отшила? — Он и не знал, что она так хорошо читает его мысли.
— Секс со мной никому не докажет, что ты полностью пережил предательство Фрэн.
Он окаменел. Что за черт?..
— Не хочешь ответить на свой же собственный вопрос, Кейд? Если Фрэн завтра объявится здесь и скажет, что мечтает дать вашему браку второй шанс, что ты будешь делать?
Он отшатнулся, словно она ударила его.
— Такого не произойдет.
— Это не ответ. Так же и я могла бы ответить тебе про Брэда. — Она встала.
Его сердце тяжело забилось. Желание, бушевавшее в его крови еще пару секунд назад, испарилось без следа. Фрэн — мать Эллы и Холли. Если бы Фрэн вернулась, он был бы обязан попытаться возродить этот брак.
— Спасибо за пиво, Кейд. Спокойной ночи.
Николь покинула его, а он не мог даже прохрипеть «спокойной ночи» ей вслед — у него пропал голос.
Если бы Фрэн вернулась…
Он рубанул рукой воздух. Да никогда Фрэн не вернется. Нет матери у Эллы и Холли. Он ее не удержал. Кейд стиснул в кулаке свою банку. Больше он своих девочек не подведет. Никогда.
Кейд стал обдумывать ту стратегию, что проводила в жизнь няня его дочерей. Он же прекрасно знал, что у нее нет к нему иммунитета. Иначе бы она так не целовалась! Не смотрела бы так! Взаимное притяжение ощущалось между ними как нечто материальное. И зря она думает, что секс все только усложнит. Ничего он не усложнит! Немного не усложненного рождественского взрослого веселья пойдет на пользу обоим. Секс помог бы им отпустить напряжение, поднять убитую самооценку. Он даст ей чуточку прийти в себя. А потом очень и очень постарается убедить ее взглянуть на вещи под другим углом.
На следующий день Кейд не позвал ее на бокс. Не то чтобы она ждала. Она просто пошла в тренажерный зал. Побегала на дорожке, посверлила взглядом тренажер для гребли, поучила себя уму-разуму. Надо быть твердой. Спать с Кейдом — это…
Тут предательские бабочки запорхали у нее в животе. Пришлось увеличить скорость на дорожке и стиснуть зубы. Переспать с Кейдом означало бы порушить всю хрупкую, с таким трудом выстроенную гармонию ее жизни. Это означало бы убить ее выстраданное самоуважение. Она просто попадет в новую зависимость, вместо того чтобы научиться крепко стоять на ногах.
