— Я закругляюсь. — Дилан заткнул бутылку пробкой и встал. — Увидимся. — Он сделал пару шагов и оглянулся. — Я желаю тебе счастья, Алексис. Ты же знаешь, да?
Она задрожала под его взглядом, кивнула, и Дилан исчез среди рядов бутылок. Алексис заглянула в свой бокал, вдохнула аромат вина и допила остатки.
Так. Пора собраться. Потушить костер былой любви. Потому что, образно говоря, Дилан не подкинул в него дрова.
А это очень важный пункт. Несмотря на все взгляды исподтишка и украденные поцелуи, Дилан ни разу не сказал Алексис ничего похожего на «порви с Винсентом и выходи за меня».
Или он ждет, когда она сделает первый шаг? Если так, то это несправедливо. Это ведь он порвал с ней. Может, Дилан ждет, что она первой бросит Винсента. Но так тоже нечестно.
Алексис слишком запуталась. Совершенно новое для нее состояние. Раньше она всегда могла оценить свои возможности и сделать выбор.
Ладно. Дилан должен остаться в прошлом. И все, что было между ними, тоже. Нужно сосредоточиться на будущем, а пока выбрать наконец белое вино.
Ну вот. Алексис немного успокоилась. Отлично. И тут она услышала приближающиеся шаги. Дилан вернулся.
— Алексис… — выдохнул он, поставив бутылку на стол. — Мы заперты.
— Ты заперла их в винном погребе? — Розбад закатила глаза. — Не могла придумать ничего более оригинального?
Саншайн знающе улыбнулась.
— Иногда старые добрые способы работают лучше всего.
— Ты шутишь.
— Проверь. — Дилан сел и снова откупорил бутылку.
Алексис уже была на полпути к выходу.
— А когда будешь тянуть, и толкать, и колотить в дверь, вспомни, что мы слышали, как что-то хлопнуло, — крикнул Дилан ей вслед. — И то, что здесь толстые стены. И предыдущее помещение. А потом возвращайся, и выпьем еще вина.
Алексис подергала дверную ручку. Та даже не поддалась. Но девушка посчитала необходимым постучать и крикнуть: «Есть кто-нибудь снаружи?»
Тишина.
Только затем она вернулась к Дилану. Он наполнил ее бокал. На этот раз целиком.
Что ж, хорошее вино. Алексис победно улыбнулась.
— У меня с собой мобильник. Я позвоню администратору. — Она достала сотовый и уже начала набирать номер, когда индикатор батареи замигал и экран погас. Телефон отключился. — Не могу поверить! Я заряжала его вчера.
— Не волнуйся. — Дилан достал свой телефон. — Сейчас дозвонимся. Да. Я бы хотел… Алло? Алло? — Его разъединили. — Ненавижу, когда так делают.
Дилан перезвонил, потом удивленно уставился на экран.
— В чем дело?
— Батарейка села. Странно. С утра была заряжена, а это первый раз, когда я решил воспользоваться телефоном.
Алексис потерла руки.
— Начинает холодать.
— Мы можем прижаться друг к другу, чтобы согреться.
— Не сомневалась, что ты так скажешь.
— Если бы не сказал, ты бы расстроилась.
Алексис рассмеялась, а потом, к собственному удивлению, начала плакать.
— Алексис. — Дилан придвинул к ней свой стул и прижал ее к груди.
Она еще сильнее расплакалась. Откуда только взялись эти слезы?
— Мы не просидим здесь долго. Самое большее до обеда. Кто-нибудь непременно закажет вино, и нас найдут. Или твои родственники станут задавать вопросы, и повар вспомнит, что предложил тебе встретиться здесь. Мы можем немного проголодаться, но от жажды точно не умрем.
Алексис рассмеялась сквозь слезы.
— Прости. — Она изо всех сил старалась собраться. — Я не поэтому плачу. А потому, что ты всегда заставляешь меня смеяться.
— Понимаю.
— А вот и нет. — Алексис шмыгнула носом.
— Выпей вина. Помогает.
— Ты не любишь женских слез. Не переживай. Я больше не буду плакать.
— Ты в порядке?
— Да. Просто я так давно не смеялась. И не плакала тоже, кстати. Я была немного… отрезана от мира. Точно. Ну знаешь, когда только и делаешь, что работаешь. Даже нет времени, чтобы посмотреть кино или телевизор или почитать. А общаешься только с коллегами. И твоим миром становится работа.
Дилан развел руки в стороны.
— Тебе нужны объятия.
— Дилан.
— Ладно, мне нужны.
— Я думала, тебе нужно выпить.
— Это тоже, но я предпочитаю объятия.
— А я бы предпочла другой стул. Эти холодные.
Дилан похлопал себя по коленям.
— Садись. И не переживай, ты нисколько не подливаешь масла в огонь.
— Ты невозможен. — Алексис перебралась к нему на колени. — Но ты теплый.
Дилан крепко обнял ее и уткнулся подбородком в ее плечо. Они несколько минут посидели в тишине.
Алексис, зная, что ничего путного из этого не выйдет, постаралась вообразить, каково было бы вот так сидеть с Винсентом. И не смогла.
— Я знаю, что такое тяжелый труд, — снова заговорил Дилан. — Но я никогда не был настолько отрезан от мира, как ты. Потому что, Алексис, как бы там ни было, работа требует все большей отдачи. Я решил для себя, что буду работать определенное время. И всегда останавливался, когда это время зашкаливало. Конечно, были и запарки, но после них я обычно позволял себе немного отдохнуть. Пусть я и не первый семейный адвокат в Техасе или Хьюстоне или даже в моей семье, зато не потерял вкуса к жизни.
— У тебя все так просто.
— Вовсе нет. А ты сгорела на работе, да, Алексис?
— Возможно.
— Выпей.
— Ты пытаешься меня напоить?
— Просто расслабить. Хочу поговорить о нас, какими мы были семь лет назад.
Алексис замерла.
— Дилан, не обязательно обсуждать это сейчас.
Алексис знала, что, когда он настроен так решительно, спорить бесполезно. Она засмотрелась на его подбородок. В университете он не был столь волевым. Или таким мужественным.
Дилан не заметил восторга Алексис.
— Нам обоим повезло родиться в нормальных семьях. Но мои родные — фермеры, а на ферме много не заработаешь. Я был первым, кто закончил университет в нашей семье. Родители так гордятся мной. Мне пишут даже дальние родственники. Шлют печенье… и деньги тоже высылали. А теперь я в состоянии помочь им.
— Ты милый.
— Я счастлив помочь родным. Они оказали мне неоценимую поддержку. Я не хотел становиться фермером, и отец позволил мне самому сделать выбор. Поэтому я в некотором роде обязан им всем, что имею. И поэтому не мог жениться на тебе тогда. Не был готов.
— Почему ты не рассказывал мне об этом? Я не дала тебе шанса, — ответила за него Алексис. Она была так зла и обижена, что избегала Дилана остаток семестра. — Но ты мог бы объяснить, что чувствуешь себя в долгу перед семьей. Мы ведь встречались почти два года.
— О… ты была девочкой из большого города.