Грегори не ответил. Он смотрел на Тэсс долгим неподвижным взглядом, словно не совсем еще вернувшись к реальности и не понимая, где находится. Потом поднес к лицу ладонь, в которой только что лежала ее рука. Быстро перевел взгляд на Тэсс и резко сел. Ей на секунду показалось, что в его глазах мелькнул страх. Даже не страх – ужас.
– Что случилось, милый? Тебе плохо?
Грегори покачал головой.
Тэсс приподнялась, провела рукой по его волосам, по щеке, взяла в ладони лицо и внимательно и серьезно посмотрела в глаза.
– Страшный сон?
Аккуратно отведя от своего лица руки Тэсс, он медленно и тяжело произнес:
– Что ты здесь делаешь?
Она замерла. Такого вопроса она не ожидала. Не сейчас. Ночью, когда пришла и разбудила его, – да, но не сейчас. Тэсс беспомощно молчала. Что можно ответить на такой вопрос мужчине, с которым ты проснулась утром в одной постели, мечтая, что отныне каждое твое утро будет таким же? «Я спала с тобой»? Или: «А ты что, не помнишь»? Тэсс закусила предательски задрожавшую нижнюю губу и заставила себя посмотреть на него. Мольба, а не оскорбление, не издевка была в его глазах. Отчаянная мольба.
– Ты ничего не помнишь?
– Не могу понять, где сон, а где явь. Что произошло? Что было на самом деле?
Так он боится, что это был всего лишь сон! Тэсс порывисто и крепко обняла Грегори, уткнулась носом в плечо. Пусть чувствует, что она настоящая, не призрак, не сон, не видение, чувствует ее любовь. Как же она любит его! Почему-то именно сейчас она по-новому осознала и приняла это чувство. Пусть и Грегори любит ее столь же сильно и страстно, не боясь проснуться, не боясь того, что она исчезнет.
– Грегори… – начала она, но, поняв, что не выразит словами того, что происходит в ее душе, стала говорить о другом. – Ты спал, потом пришла я и разбудила тебя. Мы занимались любовью. – Что еще сказать? Мне понравилось? Мне ни с кем не было так хорошо? Я люблю тебя так, как еще никого не любила? Глупо, банально и, наверное, даже оскорбительно. Человек знает тысячи слов, а когда нужно, ни за что не подберет того единственно возможного, правдивого, выразительного, чтобы раскрыть свое сердце. А может, в такие моменты и не нужно ничего говорить?
Впервые в жизни писательница Тереза Гринхилл не могла подобрать слов и не мучилась от этого, потому что женщине по имени Тэсс слова были не нужны, кроме одного: Грегори.
Грегори нашарил на стуле футболку и джинсы. Откинул простыню и, прикрывшись одеждой, вскочил с кровати, постаравшись сразу же оказаться лицом к Тэсс.
Как глупо!
Взгляд на Тэсс: она удивлена, сбита с толку. Но вот в уголках ее глаз и губ показалась улыбка. Конечно, он смешон! Голый, босой, растрепанный, судорожно прижимающий к поясу скомканную футболку и штаны. Грегори не стал ждать, пока улыбка займет все лицо – сузит глаза, растянет губы, обозначит ямочки на щеках, – и опустил глаза. Взгляд уперся в кроссовку. Он присел, схватил кроссовку правой рукой и быстро придавил ею предательски поехавшую вниз футболку. Вторая кроссовка обнаружилась в полутора метрах от первой. Быстро поднять ее и поддержать у пояса джинсы.
Благодаря этим манипуляциям Грегори оказался на два шага ближе к спасительной двери ванной. Но до нее еще шагов пять. Потом нащупать ручку, повернуть и… отразиться во всей красе в зеркале! Будь неладен хозяин этого ненормального замка, вмуровавший в стены санузлов эти огромные стеклянные монстры! Плевать, лишь бы скорей оказаться в спасительном кафельном одиночестве. Не выставлять себя дураком перед Тэсс и не видеть, не видеть ее. Лучше умереть.
Грегори все-таки поднял глаза. Она смотрела на него, чуть склонив голову набок, и улыбалась. Черная прядка прилипла к губам, и она убрала ее, проведя по щеке безымянным пальцем. Почему безымянным?
А она смотрела и улыбалась. Грегори поймал себя на этой мысли, скомкал ее и выбросил.
Лучше было бы умереть не сейчас, а вчера, прежде чем… он сделал то, что сделал.
А она смотрела на него и улыбалась.
Лучше было бы умереть вчера, месяц назад, год, не рождаться вообще, никогда не видеть солнца, неба, не пускать коня в галоп, никогда не просыпаться рядом с этой женщиной!
А она смотрела на него и улыбалась.
Боже, как Ты допустил?!
Вот ее губы, не переставая улыбаться, дрогнули, начали менять форму, открываться.
– Грег…
Грегори только сейчас сообразил, что уже с минуту молча смотрит на Тэсс. Надо что-нибудь сказать и уйти. Что-нибудь.
– Тэсс… Доброе утро, Тэсс. – Что я несу?! – Извини, прости меня, Тереза, бога ради прости. – Господи, помоги мне! – Я сейчас пойду одеваться в ванную, а ты оставайся здесь, спокойно одевайся и… встретимся за завтраком! – Грегори почти одним прыжком преодолел пять шагов, отделяющих его от ванной, влетел туда и захлопнул за собой дверь. Все! Он сел на кафельный пол. Его била дрожь. Зубы стучали.
Ничего не понимающая Тереза сидела на кровати Грегори и думала, обижаться ей или смеяться. В ее жизни было не так много мужчин, но все же опыт подсказывал, что подобное утро после первой любовной ночи – редкость. Оставалось определить, редкостная ли это гадость или редкостная удача. Несчастной, несмотря ни на что, Тэсс себя не ощущала и поэтому решила не обижаться. Мало ли у кого какие причуды. Если Грегори настолько стесняется своего тела, что бежит одеваться в ванную, прикрываясь скомканной футболкой, то это его право. Если они и дальше будут вместе – а они будут вместе, – Тэсс постепенно поможет ему избавиться от этого комплекса, как когда-то избавилась сама. А сейчас она просто будет любить его таким, какой он есть. И очень радоваться тому, что он есть. Ох какой же он был забавный, когда пятился к двери ванной. Эти его кроссовки с длиннющими шнурками! Смешной, милый, трогательный и какой-то беззащитный. Ни следа былой холодности и отстраненности: весь живой, настоящий, не совсем еще понятный, но близкий, ощущаемый, осязаемый – из плоти и крови.
Вот зашумела вода в ванной. Тэсс тоже не мешало бы принять душ. Но прежде чем уйти, она решила осмотреться, ведь обстановка комнаты может многое рассказать о ее владельце. По крайней мере Тэсс всегда старалась через описание интерьера ярче раскрыть личность или душевное состояние героя. Как бы она описала жилище Грегори, если бы писала о нем роман? Ведь в книге нельзя начертить план дома или педантично описать все вещи в комнате – надо выбрать всего несколько деталей: с одной стороны, позволяющих читателю представить себе место действия, а с другой – работающих на общий замысел произведения.
Итак, берлога Грегори под пристальным взглядом писателя! Как вещи характеризуют владельца? Огромную кровать под балдахином Тэсс изучила уже вдоль и поперек. Окно – широкое, с полукруглым верхом, как все окна замка. У подоконника старинный (явно наследство мистера Селти), тяжелый даже на вид, громоздкий и неуклюжий, как бегемот, стол красного дерева. А на нем – в глубоком поклоне – вполне современная белая лампа на длинной тонкой ножке. В гордом одиночестве. Значит, за этим столом он читает или пишет – в общем, проводит некоторое время, в том числе по вечерам, не зря же лампу купил. В том, что лампа приобретение Грегори, Тэсс не сомневалась, ведь не Мэри же и не мистера Селти. Белая лампа на тонком, несколько раз по желанию хозяина ломающемся стебельке – очень удобно и современно, а в сочетании со столом – печально, романтично и беззащитно. Красивая деталь. Изящная легкая лампа на грузном огромном столе – ранимая душа Грегори, скрытая за суровой неприступной внешностью, или… Или это сама Тэсс, одинокая и заброшенная в этом огромном доме-замке с множеством пустых комнат и запертых дверей, в котором живут всего четыре человека. Но ведь теперь у Тэсс есть здесь родная душа – Грегори, она не одна! Значит, и лампа не должна стоять на столе одна. Надо подставить к ней статуэтку или чернильницу. Ой, какую еще чернильницу! Ну хоть что-нибудь. В поисках чего-нибудь подходящего Тэсс оглядела комнату. Ящики стола она открывать не решилась, а на стеллажах у стены не было ни безделушек, ни фотографий. Хоть книгу надо положить. Тэсс подошла к полкам, протянула руку к толстому потрепанному тому в красном переплете, вытащила. Позолоченное название на обложке стерлось, книга старая, но ее явно недавно читали, – Тэсс увидела закладку – календарик за этот год. С фотографией лошади. Кто читал – ясно как день, а вот что? Тэсс открыла книгу – «Собор Парижской Богоматери»! На французском! С ума сойти! На чем же он остановился?
