Судорожно листал тетрадку с лекциями, выкуривал на балконе пачки «Викса». Пожилой режиссёр снова и снова говорил ему:
– Ты плохо работаешь над ролью. Что случилось? Соберись. Ты не думаешь совсем.
Амир вызывал в себе внутреннего старика, кашлял, шаркал по комнате. Мария растерянно, как ослабевший ангел, боролась с лавиной никчёмных вещей. Ошарашенно она отстирывала в малюсенькой раковине одежду, которая покрывалась серыми следами после каждого выхода из дома. Амир гордился тем, что они стирают сразу, не накапливая горы, как Гоувинд и Азиф. Для Марии, знавшей раньше стиральную машинку, это был новый повод для гордости. Во Дворце Ашриты не было холодильника, еду готовили каждый день на единственной конфорке. Электричество постоянно гасло – не хватало напряжения на бездну людей. Рис плавал в белой холодной воде часами. У тех, кто ел её блюда, на лицах была печаль. Говорили:
– Почему пресно?
Тогда ей хотелось кинуть в стену железные тарелки, на её вкус в рис был добавлен весь рынок специй. Часто Амир варил всё снова сам, и она чувствовала себя бесполезной.
От гостей, которые сидели по периметру комнат, пространство дома становилось тесным продолжением шумных улиц. Мария была магнитом для новых паломников. Некоторых приглашал Амир, чтобы похвалиться ею. Другие, услышав, что во Дворце Ашриты живёт иностранка, шли сами и звали друзей.
– Бомбей, – обращалась она ко мне, потому что любила больше моё португальское имя, – когда ты прекратишь поставлять к нам племена кочевников?
Всё, что происходило, казалось ей первобытным вакуумом. От него тянуло поплакать, но было негде. Жизнь отбрасывала её всё дальше ото дня, в котором она могла бы забрать себе детей. Она волновалась, хоть и знала, что у них всё хорошо, а стоит им встретиться, так через день начнутся крики, драки, перебранки и слёзы. Она тосковала по ним, мечтала лежать с ними в обнимку, читать им книги, показывать пляж и ленивых кошек с задумчивыми раскосыми глазами.
Как-то Мария неожиданно осталась одна и наконец расплакалась с наслаждением, взахлёб. Она рыдала и вдавливала лоб в мрамор пола, пока рядом проходил задумчивый караван муравьёв.
Я вдыхаю диоксид серы
Бомбейской газовой компании
И хлопкового завода,
Мануфактуры накачивают воздух дымом,
Чтобы одеть миллионы чресел.
ДЕЛИП ЧИТРЕ, «ВИД ИЗ ЧИНЧПОКОЛИ»
Ей нужно было перегоревать, как всем женщинам, что плачут под лестницами домов, по закуткам туалетов, чьи подушки сырые, а руки – в следах зубов. Но выплакаться вдоволь ей не дали. По шагам на площадке она узнала Азифа, встала, умылась и принялась вытирать пыль.
Никакого толку в этом деле не было. Тут же новую пыль извергали тысячи мануфактур Андери. От «Бомбейской аммиачной химической компании» и «Бхаратия пластик продакс» до «Амбуджа цемент» вместе с заводом по производству льда «Чандивали», кондитерской фабрики «Ручукс шоколад» и других цехов, где шили джинсы, шальваркамизы и готовили резиновые смеси для шин. Первоклассный смог добавляли в воздух моторикши, автомобили и байки.
– Убирать пыль на Андери – всё равно что пытаться остановить дождь, – сказал Азиф. Его бархатные глаза лежали в кругах тёмно-фиолетовой кожи. – Ты слишком много прибираешь в нашей пещере, ты должна больше отдыхать.
– Если я начну отдыхать, то сойду с ума от мыслей за один день. Уж лучше останавливать дождь, – сказала Мария, путаясь в словах.
Азиф её понял, усмехнулся красивым сочным ртом и поставил на плитку кастрюльку с водой. Тёмная ящерка выскочила из узких, забитых хламом антресолей, протопала по потолку маленькими лапами и замерла, рассматривая лицо Марии.
– Становится жарко, все тянутся в комнаты, – кивнул Азиф на ящерицу и караван муравьёв. Он насыпал кофейный порошок из пакетиков, добавил в свой стаканчик молока, а кофе Марии оставил как есть. Все выучили, что она не пьёт по-индийски ни кофе, ни чай, но всякий раз спрашивали:
– Без молока?
Это был ритуал. Вопрос нравился, как любимая шутка.
– Кофе без молока, как бескрылая птица, – задумчиво сказал Азиф. Поставил железный поднос со стаканами на матрас.
Марии со временем понравилось есть на полу, ей пришлась по вкусу приятная мягкость, свобода, которая появлялась в теле. Такого не почувствуешь, сажая себя на стулья.
– Ты скучаешь по детям, – сказал Азиф, заметив её красные веки. – Конечно, ты скучаешь по ним.
В его глазах продолжала жить ночь, из которой он вернулся. Радужка была такого же цвета, как зрачок, и сливалась с ним.
– Ты знаешь, ведь я почти разбогател, – вдруг сказал он. – У меня есть счёт в государственном банке, у меня будет квартира в кондоминиуме на Джуу. Скоро дом достроят. Я поднимался туда, там ещё бетон, но работа идёт. Из окон видно, как взлетают самолёты. Дети любят смотреть на самолёты.
Заплаканные щёлки глаз Марии расширились. Она глотнула из стакана и стала смотреть на стену. Слова «дети» и «самолёт» были ей хорошо известны.
– Мы договоримся, это нормальные вещи. Наши родители не здесь, поэтому мы можем уладить всё сами.
Мария снова догадалась по его лицу, о чём он. Она понимала лишь часть фраз, но научилась распознавать смысл без этого знания. По интонации, жестам, по глазам. Так понимают речь глухонемые люди. Она становилась внимательной и напряжённой.
– Это обычно, если наши родители не здесь. Мы всё обсудим. Потом я дам тебе денег на билет. Даже полечу с тобой, ведь никто не знает, – он хотел сказать, как выглядит Амир, и сбился. – Не волнуйся, у тебя не будет злой индийской свекрови. У меня только дядюшка в Ахмадабаде, ему без разницы. Он всегда говорит: «Делай что хочешь, Азиф, мне нет дела, женись хоть на индуистке, но постарайся успеть до тридцати пяти».
Он улыбнулся, а взгляд остался острым, глубоким. Потусторонняя сила была в нём, и даже добро, что гуляет по самой границе зла.
– Я тебя не тороплю. Я живу здесь для тебя, откладываю деньги с каждой сделки. Я не буду торопить тебя, но квартира скоро будет готова.
Они услышали, как через ступеньки перешагивают длинные ноги. Гоувинд зашёл и внёс улыбку огромного рта, втащил полиэтиленовый пакет. Разговор юркнул в пыльный уголок, оставив хвост молчания.
– Я купил новые простыни всем нам, – радостно объявил Гоувинд, – из Китая, чёрные с голубыми драконами. Ведь красиво же будет, такой стиль. Посмотрите!
Он зашуршал пакетом, как ребёнок на праздник Дивали, доставая простенький мрачный ситец.
