— А чем вы занимаетесь?
Он как-то странно улыбнулся.
— История, средние века. А вы?
Джин не ответила, решив, что их разговор слишком затянулся. Она проигнорировала протянутую руку и легко поднялась, разминая ноги.
— Может, пробежимся вместе? — предложил он. — Чтобы избежать новых столкновений.
— Я люблю бегать одна, — спокойно ответила Джин.
Отказ вовсе не обидел его.
— Должно быть, трудно бегать каждый раз, словно на соревнованиях? — с улыбкой спросил он.
Джин понимала, что он пытается расположить ее к себе. Но не была намерена продолжать знакомство и поэтому резко бросила:
— С чего вы взяли, что я бегаю, как на соревнованиях?
— Я просто предположил.
Он лениво потянулся, но в глазах мелькнули лукавые огоньки. Его взгляд вобрал в себя и короткие шорты, и выцветшую майку, на которой еще было заметно название известного английского спортивного клуба.
Под его взглядом Джин вдруг почувствовала себя женщиной. Но едва он отвернулся, она почему-то ощутила себя оскорбленной. Вряд ли сейчас она могла вызвать интерес у взрослого мужчины, тем более у такого симпатичного.
На прощание он произнес:
— Следует быть осторожной, бегая в одиночестве.
Это прозвучало как предупреждение.
Джин смотрела в спину удалявшегося, и ей казалось, что с ней творится нечто непонятное…
— Ну, Джиневра, — произнес Диллон с оттенком сомнения, — может, вы отважитесь высказать свое мнение?
— Я… По какому поводу? — пробормотала девушка, не успев сообразить, какой вопрос был задан.
— Я спросил, — пытаясь ей помочь, напомнил Диллон, — соответствует ли исторической правде образ Ричарда Глостера у Шекспира.
Но подсказка ей не помогла.
— Трудно сказать определенно.
Не могла же она признаться, что никогда не читала Шекспира.
Профессор Диллон пристально посмотрел на нее, введя в смущение, а потом спросил кого-то другого. И если бы не антипатия, которую она почему-то испытывала к Лансу Диллону, девушка готова была расцеловать ему руки за столь благородный жест.
Как только прозвенел звонок, Джин попыталась ускользнуть из аудитории.
— Джиневра, постойте! — услышала она за собой властный голос.
Проигнорировать этот призыв не было никакой возможности. Она нехотя повернулась. Милли и Лайза захихикали, проходя мимо.
Девушка медленно подошла к столу Диллона. Она ожидала, что получит по первое число за невнимательность. Но вместо этого профессор, как-то странно взглянув на нее, спросил:
— Кто вас так назвал — Джиневра?
— Что? — Джин опешила от неожиданности. — Моя мама… Вообще-то с детства я называла себя Джин. Так и пошло. А что?
Она совсем забыла, что перед ней преподаватель, а не случайный знакомый по беговой дорожке.
— Да так, ничего. Просто редко встречаю друзей по несчастью, — улыбнулся он.
— Прошу прощения?
Она ничего не могла понять.
— Мой отец назвал меня Ланселотом, — терпеливо объяснил Диллон. Джин все еще не понимала, что он имеет в виду. — Ланселот и Джиневра — герои любимого романа моего отца «Смерть Артура».
— А… — произнесла Джин не слишком уверенно.
— Вам нравится этот роман?
Ей хотелось солгать, сказав «да», но это не спасло бы: она будет быстро разоблачена.
— Я не читала его, — ответила она честно.
— Правда? — Это прозвучало скорее удивленно, чем насмешливо. — Ну что ж, мы это исправим. А как насчет хроник Шекспира? Вы ведь писали реферат о них для моего отца?
Джин не стала отвечать. И так было понятно, что он уже знает: ничего-то она не писала.
— По крайней мере, должны были написать. Но что-то я не помню вашей работы.
Девушка решила признаться сейчас. Чем раньше, тем лучше.
— Я не писала. Я говорила вашему от… профессору Диллону.
— Говорили что? — спросил он.
— У меня была встреча.
— Встреча? — повторил Диллон и тут же сообразил: — Занятия бегом?
— Да, я должна была тренироваться.
— А, так вы получаете спортивную стипендию? Тогда все понятно.
Джин догадалась, что он, как и многие в колледже, считает ее просто безмозглой спортсменкой.
— Многие склонны полагать, что если подросток способен пробегать стометровку быстрее своих сверстников, то ему будет легко окончить любой колледж. К несчастью для вас, я не отношусь к таким людям. Понятно?
— Да, — стиснув зубы, проговорила Джин.
— В таком случае вы должны мне задание. Правильно?
Синие глаза неотрывно следили за ней.
— Правильно, — недовольно отозвалась девушка. — Могу я идти?
— Когда у вас следующий семинар?
— В четверг, — сказала Джин, заранее боясь этого дня.
— Прекрасно. Через три дня, — подсчитал он. — У вас будет достаточно времени.
— К этому времени вы хотите получить мою работу? — недоверчиво спросила Джин.
— А что? Какие-то проблемы?
Нет, это, видимо, только начало проблем. Уже в дверях она спросила:
— Как себя чувствует ваш отец?
Ее слова прозвучали искренне. Возможно, поэтому Диллон ответил:
— Он все еще в больнице, но опасность позади. Врачи говорят, что он поправится, если будет строго следовать их рекомендациям.
— Я рада, — просто проговорила Джин.
— Можно ему передать ваши пожелания?
Джин кивнула.
— Хотя вряд ли он меня помнит.
Наблюдая за удалявшейся Джин, Ланс размышлял о том, что отец наверняка запомнил эту девушку. Всякий хороший преподаватель конечно заметит ученика, который на занятиях постоянно глазеет в окно, мечтая очутиться подальше от колледжа.
Ланс вздохнул. Он и сам работал здесь не по собственному желанию, а лишь для того, чтобы сохранить место за отцом. Любя историю, он терпеть не мог заставлять молодых читать что бы то ни было вместо любимых ими комиксов. А некоторые, вроде Джин, и вообще предпочитали учебе наматывание бесчисленных кругов на беговой дорожке.
— Как все прошло, сынок? — спросил отец, когда Ланс навестил его в больнице.
— Отлично, папа, — ответил Диллон-младший.
Врачи считали, что Дуэйн Диллон уже отслужил свое и должен беречь здоровье. Но Ланс понимал: преподавание для отца — это жизнь.
— Лжец! — возразил отец. — Ты ведь ненавидел каждую минуту, проведенную там.
— Ну, может, и так, — согласился Ланс. — Но не волнуйся, я протяну семестр или два.
— Спасибо, сынок, — искренне сказал Дуэйн.
— Не надо благодарности, отец. Лучше быстрее выздоравливай.
— Постараюсь. — Отец улыбнулся и добавил: — А как моя девочка?
— Просто кошмар.
