Она сползает вниз, ложится на кровать, сворачивается калачиком и отворачивается лицом к стене, но ему удаётся отчётливо расслышать своё имя, произнесённое одними лишь губами. Её голос всегда такой тихий, с соблазнительной хрипотцой, пробирающийся под кожу. Волосы разметались по подушке, и у него появляется возможность несколько раз накрутить прядку уже на свой палец, чувствуя как кровь стремительно приливает к паху.
Голова кружится, перед глазами всё плывёт, как в тумане, вызывая полную эйфорию. Дело вовсе не в алкоголе, хотя иногда ему нравится обманывать себя. Тело не слушается, немеет от слишком большой дозы выпитого, зато все границы напрочь стираются, а от стеснения и сомнения не остаётся и следа.
Он опускается рядом, прижимается к её спине, упирается лбом в затылок, шумно вдыхает запах волос и почти высовывает язык, чтобы лизнуть их и узнать ещё и на вкус, пока это кажется допустимым и даже нормальным. Они просто ложатся спать, немного перебрав. Ей будет спокойнее, если кто-то будет рядом.
И пока у него еле выходит находить никому не нужные оправдания грядущей ночи, руки жадно шарят по телу, исследуя каждый изгиб. Он представлял себе это десятки раз, но реальность всё равно приятно удивляет.
Пальцы цепляются за пояс тонких капроновых колготок и тянут их вниз, опуская почти до коленей. Этого вполне достаточно, чтобы добраться до самого интересного, тем более платье уже собрано комком на талии. Её кожа мягкая и неожиданно прохладная, зато чем выше по бедру скользит ладонь, тем ближе чувствуется столь желанный жар.
Она дёргается и елозит, сильнее упираясь ягодицами прямо в болезненно напряженный член, неприятно сдавливаемый брюками. Наверное, снимает колготки вместе с сексуальными гольфами, потому что спустя минуту ноги раздвигаются неожиданно широко, позволяя его ладони беспрепятственно проникнуть под трусики.
У него не хватает смелости произнести хоть слово, пока можно сделать вид, словно ничего не происходит. Не хочется даже развернуть её к себе, потому что подсознательно страшно взглянуть ей в лицо и увидеть в нём то, что заставит остановиться.
Они просто друзья. Просто… не сегодня.
Пальцы хаотично исследуют горячее пространство между её ног, ощупывая, надавливая, слегка проскальзывая внутрь и тут же перескакивая на клитор, принимаясь тереть его, размазывая повсюду обильную смазку. Там настолько влажно и желанно, что он судорожно поглаживает её сразу двумя ладонями, пытаясь отхватить максимум доступного.
Губы беспомощно упираются ей в первые позвонки, пока ему слишком хорошо и плохо одновременно, чтобы хотя бы попробовать поцеловать тончайшую кожу. Не имеет смысла расстёгивать и снимать платье, слишком долго, и совсем не нужно, когда его ладони уже настолько мокрые от неё, что тело вот-вот сведёт судорогой от возбуждения.
Он расстёгивает ширинку и, не теряя драгоценного времени, протискивается внутрь неё настолько глубоко, насколько позволяет не самая удачная позиция. Первые несколько толчков выходят хаотичными и насквозь пропитанными паникой: ему до сих пор кажется, что вот сейчас она вывернется из крепкой хватки вцепившейся в талию руки и куда-нибудь исчезнет, оставит лежать одного на смятой кровати, с ноющим от желания членом и своей смазкой, почти стекающей по пальцам.
Возможно, подобные мысли не имеют ничего общего с реальностью, но его они злят и заводят, вынуждая двигаться в ней быстрее и резче. Два пальца он настойчиво толкает внутрь её рта, достаёт наружу, касаясь мягких и сухих губ самыми подушечками, а потом опять проталкивает внутрь, немного замедляясь только в тот момент, когда она начинает усердно водить по ним языком, даря восхитительное ощущение власти.
Другая ладонь перемещается с талии на бедро, со всей силы сжимает, мнёт, пощипывает, наверняка своими грубыми касаниями оставляя следы. Это вовсе не случайность: ему нужно задержаться подольше рядом с ней, отпечататься в памяти хотя бы так. Всего на один короткий миг хочется содрать с неё кожу и забрать себе, чтобы иметь возможность трогать её всегда, когда это покажется остро необходимым.
Она не издаёт ни звука даже когда рот оказывается свободным от пальцев, только прерывисто и поверхностно дышит, задыхается с каждым новым толчком внутрь себя, сильно сотрясающим маленькое и почти невесомое тело. Ему тоже становится слишком мало воздуха, и охватывает желание задохнуться прямо здесь и сейчас, чтобы не чувствовать ничего, после того, как всё закончится.
Внутри неё до сих пор очень узко, и напрягаясь, он слышит шлепки, с которыми резко соприкасаются их бёдра. Вместо того, чтобы помочь отвлечься, эти звуки заводят ещё сильнее, подталкивая к пределу терпения. Кровь стучит в висках, зубы в отчаянии цепляются за основание шеи, чтобы погасить рвущийся наружу звериный рык и её имя, так и перекатывающееся на языке приятной кислинкой.
Руки мечутся по ней в поисках опоры, и в тот момент сквозь пелену страсти и опьянения он понимает, что не надевал презерватив — было совсем не до того. Успевает вытащить член и кончает прямо в складки платья, будоражащего его воображение весь минувший вечер.
Способность соображать возвращается спустя несколько минут, а нарастающая тревога в мыслях свидетельствует о том, что алкоголь начинает улетучиваться из организма. Ещё бы: он насквозь мокрый от пота, так же как и сбившееся под их телами покрывало.
Пальцы сами собой расстёгивают молнию, а она покорно присаживается и поднимает руки вверх, позволяя стянуть с себя испорченную и давно ненужную одежду. Ему хочется скорее заснуть и выкинуть все сомнения из головы, отдавшись приятной обволакивающей неге, но среди мыслей настойчиво мигает яркий красный огонёк опасности, которому никак не выходит найти объяснение.
Несколько новых глотков не дают никакой ясности, зато подталкивают довести начатое до конца, и он снова поглаживает бёдра, теперь уже горячие и слегка влажные от пота и размазавшейся повсюду смазки. Трусики всё ещё сдвинуты в сторону, и оказывается достаточно слегка раздвинуть половые губы, чтобы коснуться набухшего клитора. Ему просто нужно убедиться, что ей тоже хорошо.
Пальцы водят по кругу, соскальзывают вниз и проникают внутрь неё всего на одну фалангу, захватывают новую порцию влаги и тут же возвращаются обратно, осторожно усиливают давление на самое чувствительное место. Вторая рука зарывается в растрепавшиеся волосы, наматывает их на кулак и властно оттягивает, заставляя её сильно прогнуться в спине. Так намного легче двигать ладонью между слегка подрагивающих ног и наконец получается навалиться на неё и дотянуться губами до острых ключиц, целуя и посасывая их.
Ему кажется, что это длится несколько часов. Глаза слипаются, пока язык и пальцы продолжают двигаться в заданном темпе по чистой инерции. Заснуть не позволяют только её приглушённые всхлипы, действующие невероятно отрезвляюще, и ощущение впивающихся в предплечье ногтей. Страх атакует его, парализует и постепенно замедляет все действия, подталкивает немедленно прекратить и спросить, в порядке ли она. Они ведь всё ещё друзья?
Но прежде, чем он успевает задуматься, что и как делал последний час, её тело снова выгибается дугой, теперь уже по своей воле, а ноги плотно смыкаются, с силой сжимая оставшуюся между ними ладонь.
***
Он открывает глаза и замечает, что на улице уже светает. Память отказывается помогать и подсказывать, почему вокруг незнакомая обстановка, а голова болит так сильно, будто вот-вот расколется на части.
Ему удаётся опознать комнату только по её хозяйке. Она мирно посапывает рядом, пропахшие алкоголем и табачным дымом светлые пушистые волосы лезут в глаза и щекочут лицо. Но даже так они кажутся приятными и маниакально притягательными, и он протягивает руку и снова касается пальцами самых кончиков, хотя в голове настойчиво пульсирует мысль о том, что не имеет на это право.
Следовало бы поскорее собраться и уйти: сейчас все поедут на работу и придётся постараться, чтобы проскочить незамеченным мимо прохожих, снова вылезая через окно. Почему-то идея впервые воспользоваться дверью кажется настоящим предательством.
