Позади раздался автомобильный сигнал. Коннор очнулся, часто заморгал, недовольно нахмурился и увидел перед собой свободный кусочек дороги. Завел машину и продвинулся вперед.
Что это на него нашло сегодня?
Он годами не был на пляже. Годами не занимался идиотским самоанализом…
Нет, так дальше продолжаться не может.
Ладно, он согласен выдержать сборище у Филдингов в течение часа. Нет, и получаса будет достаточно. Потом он незаметно исчезнет, приедет домой и будет ждать возвращения Натали.
Он потребует от нее ответа и наконец покончит со всей этой неразберихой между ними.
Если она захочет, чтобы их отношения продолжались, он подумает над этим. Если захочет порвать с ним, что ж, пусть будет так. Жизнь на этом не закончится, разведутся они или нет…
А если так, то что он делает здесь, ожидая своей очереди, чтобы попасть на вечеринку, на которую ему не хочется идти, ожидая каких-то чувств от женщины, не зная, хочет ли он быть с ней?
Наконец он был честен с собой и, признав правду, почувствовал невероятное облегчение.
К черту! Все к черту! Сейчас он вырулит из ряда, развернется и покатит домой. Приедет домой, стащит с себя этот обезьяний наряд, запрыгнет в удобные шорты…
— Сэр!
Он чувствовал, как узел в его животе затягивается все туже и туже. Ему нужно только немного сдать назад и развернуть машину.
— Сэр? Простите, сэр!
— Что? — Коннор повернул голову к окну и поморщился.
Рядом с машиной стоял мальчик в красном пиджаке, и Коннор сообразил, что это парковщик. Приехали. Как он мог не заметить, что стоит на парковочной площадке перед особняком Филдингов?
Он посмотрел на мальчика в красном пиджаке, на его прыщавое растерянное лицо, вздохнул и скривился, надеясь, что это сойдет за улыбку.
— Ах да, — сказал он и, не зная кого ругать — судьбу или свою нерасторопность, — сделал то, что сделал бы любой, оказавшись в этой ситуации. Он вышел из своего «корвета», отдал мальчику ключи вместе с десятидолларовой бумажкой и стал подниматься по ступенькам туда, где в течение нескольких часов ему придется выносить цивилизованную пытку.
Назвать это пыткой было бы слишком мягко.
Кто, интересно, изобрел вечеринки? И особенно благотворительные. Коннор был уверен, что их изобрел кто угодно, только не мужчина.
Такое могло прийти в голову только женщине.
Только женщина могла заставить людей платить деньги за сомнительное удовольствие торчать в толпе со стаканом кислятины, называющейся вином, в одной руке и чем-то совершенно несъедобным в другой, в то время как струнный квартет пиликает что-то такое же невыносимо скучное и безжизненное, каким оно было сто лет назад, когда его сочинили.
Улыбочка, которую он тренировался изображать у себя в ванной, оказалась вполне к месту. Она помогала ему чувствовать себя в стороне от всей этой смешной компании и, казалось, никого не смущала и не пугала. Хэнк Филдинг пожал ему руку и сказал, что очень рад быть хозяином этой вечеринки, хотя и закатил глаза при этом. Потом подпорхнула его жена Лиз в облаке благоуханий, способных удушить любого, кто находится рядом, поцеловала воздух у обеих его щек и предложила попробовать креветки.
— А где же наша Натали? — спросила она, но ее взгляд уже успел поймать кого-то другого. — Увидимся позже, дорогой, — сказала она, не дождавшись ответа, снова поцеловала воздух в его направлении и упорхнула.
Контору ничего не оставалось, как прошагать через гостиную, размером с футбольное поле, миновать внутренний дворик и вернуться в столовую, где ему пришлось наконец уступить назойливым официантам лишь потому, что он устал говорить им «спасибо, нет», и взять в одну руку стакан с чем-то непригодным для питья, а в другую — кусочек чего-то несъедобного.
В конце концов он нашел относительно тихий уголок, где никто не шастал, потому что там стоял горшок с развесистой пальмой, способной укрыть под своими ветвями целую компанию. Он был уверен, что никто не нарушит его покоя под сенью этой пальмы, потому что одним из побуждений, заставляющих людей посещать вечеринки, было сомнительное удовольствие показать себя и посмотреть на других.
И чем дольше он стоял там, наблюдая за происходящим в зале, тем глупее и смешнее казалось ему все, что он видел. Отвратительная еда и еще более отвратительные напитки. Невыносимая музыка. Женщины, похожие на павлинов; мужчины, напыженные как пингвины.
Коннор усмехнулся. Ему казалось, что он попал на птичий двор. Даже звуки, доносящиеся до его ушей, напоминали кудахтанье, кряканье и кукареканье.
— Привет.
Коннор повернулся. Голос был мягким и страстным и вполне соответствовал лицу и телу, которые, вне всяких сомнений, были прекрасным сочетанием хороших генов с пластической хирургией.
— Привет, — ответил он и улыбнулся.
— Отвратительно, — сказала женщина.
Коннор рассмеялся.
— Абсолютно.
— Вино, угощения… — Она эффектно тряхнула головой и повела плечами, и Коннор быстро догадался, что она провела немало часов перед зеркалом, совершенствуя это движение. Длинная прядь золотистых волос скользнула по плечу, как вода по алебастру, а полные груди задрожали, как желе, под несколькими сантиметрами ткани, которая как бы служила платьем. Она склонила голову набок и посмотрела на него сквозь слегка опущенные ресницы, а потом медленно провела кончиком языка по влажной нижней губе.
— Ох, просто не знаю, чем себя занять, — сказала она и томно улыбнулась.
У Коннора на скуле затанцевала жилка. Он на время растерялся, но нужно быть мертвецом выше шеи и ниже пояса, чтоб не догадаться, что он должен на это ответить.
Зато я знаю, должен ответить он. И тогда роскошная блондинка с невероятными сиськами улыбнется ему снова, потом возьмет под руку, и вскоре они окажутся в постели.
Картинка, мелькнувшая в голове, заставила его напрячься. Давно ему не приходила в голову мысль провести время с другой женщиной.
Но, может быть, это как раз то, что ему сейчас надо: горячая баба и жаркая битва среди прохладных простыней. А потом «трам-тарарам-спасибо-мадам», и утро без раскаяний, без обвинений и обещаний, от которых только раскалывается голова.
— Ну как, да или нет? — сказала мягким голоском блондинка, и ее нежно-голубые глазки посмотрели на Коннора с такой откровенностью, которой он мог только позавидовать.
Он криво улыбнулся.
— К сожалению, я не…
— Никаких проблем. — В ее улыбке тоже проскользнуло сожаление. — Может, как-нибудь в другой раз.
— Непременно, — сказал он, хорошо зная, что врет. Даже если с Натали все кончено и он свободен, он не станет иметь дело с женщинами.
